* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

КОРОЛЕНКО [495—496] КОРОЛЕНКО подчерки у тости> под давленной пенвуры новых умонастроений «прогрессивного о б ­ щества» » Сопоставлял К. с его предшествен­ никами, мы не можем не видеть в нем ж е ­ лания «смягчить» самым процесс читатель­ ского восприятия, а для этого ему прихо­ дится «сглаживать все то, что создает на­ стороженно приподнятое настроение». А главное, аморфно-коллективистическое твор­ чество К . должно избегать остро волнующих контрастов там, где писатели-народники на них построили бы все. «Непосредственный негодующий протест... уступает место р а з ­ мышлению, протесту мысли...». Все это сво­ дится к тщательному различению К. «тен­ денциозного», т. е. социально-ваостренного, и «идейного» искусства. Отвергая первое, он всецело принимает второе, разумел под ним служение великим целям, отзывчивость иа проблемы времени, по возможности объ­ ективную их постановку, мыслимую лишь в том случае, когда искусство созерцает свои цели, но не призывает к определенным способом их осуществления. Такое отрица­ ние тенденции и такие нейтрализующие приемы возможны лишь тогда, когда эти цели отодвигаются вдаль и когда художник берет, на себя роль всеаримнрнтеля. Н о при этих существенных различиях искусство Короленко лишь свободно исполь­ зовало завещанные ему народничеством формы. Стремление не только к правде худо­ жественной, в о и к правде в обычном смысле слова, традиционное недоверие к вольному вымыслу—это черты общие у К. н цисателейнародпыков.И Короленко не может отказать­ с я от народнического «очерка»; он широко пользуется этой формой беглой записи впе­ чатлений о факте. Ч а ш е всего прибегает он к композиционно-несложной форме воспоми­ наний, предлагает читателю страницы из блок-нота, иэ дневника. Н о полухудожест­ вен пый, полупублипистическия очерк народ­ ников пронизывается лиризмом, сменнюшнн публицистический пафос, сарказм усту­ пает характерному для К. примиряющему юмору. Стремление к художествен в ой цель­ ности и стройности побуждает художника воображением дополнять действительность, располагать в своей перспективе имевшие место факты. Народнический очерк выпол­ няет& теперь уже определенное художествен­ ное, а не публицистическое вадаиие, он ста­ новится формой, теряющей свое прежнее содержание и приспособляемой к новому. Этим К . вместе с Гаршиным знаменует пе­ реход от очерка-хроники к новелле Ч е х о в а , претворяющей в вымысел жнепенные факты. 1 (напр. р а с с к а з о русалке-лихоманке, «Исто­ р и я моего современника», т. I I I ) . С згой трактовкой фантастического связано и ж и ­ вописание природы у К. И здесь сказывают­ с я характерные черты этого промежуточ­ ного (между чеховский импрессионизмом и беллетристами-вар о длинами) творчества. П р и р о д а у К. является неотъемлемым эле­ ментом фантастического или просто лири­ ческого. Она занимает в его творчестве не­ сравненно большее место, чем у его непо­ средственных предшественников. Н о пей­ з а ж К . не импрессионистичен. И здесь с о ­ здается грань между объективной истиной и воображением: «отсюда и досюда». К . дает точцое, сдержанное описание и анализ впечатлений, производимых объектом этого описания. Фантастическое развертывается в плане анализа реальных душевных с о ­ стояний с отнесением туда метафор и сравне­ ний. Н о благодаря этому ж е пейзаж у К . получает особое значение. Он не являет­ ся обрамлением, декорацией. Пейзаж—дей­ ственный элемент повествования, фактор, возбуждающий именно работу воображения в п е р с о н а ж а х , являющийся часто основой всей несложной композиции р а с с к а з а («Лес шумит», сибирские рассказы); он помогает нашему тяготеющему к мечте реалисту включать фантастику в свое художественное изложение, не н а р у ш а я , а напротив утвер­ ж д а я этим реализм и рационалистический подход к жизненным явлениям. И если сам по себе, точностью и сдержанностью описа­ ния, пейзаж К . напоминает пейзане Турге­ нева, то не менее существенны их отличия. У К. природа — не только объект описания и созерцания, но и субъект действия, време­ нами страшный («Мороз»). И в этой могучей действенности выражается совершенно иная функция пейзажа у К . Осуществляя проти­ вопоставление беспокойной, суетливой под­ вижности человека мудрому спокойствию природы, пейзаж Тургенева статичен; все­ гда помнишь, что эта картина нарисована. К. столько ж е видит, сколько слушает при­ роду, и описание ее полно у него тех обравов, к-рые обычно навеваются музыкальны­ ми звуками... Поэтому пейзаж К . при всей точности, даже документальности, динами­ чен, как мелодия в к р а с к а х и линиях (луч­ шие описания природы посвящены у К. ее «динамичным», переходным моментам: рас­ свет, восход, закат н т. п.), которой от­ даешься вместе с автором, чары которой он, правда, с а н разрушает трезво-деловым «переходом к очередным делай». Свои и динамизмом, своей мошной дейст­ венностью природа у Короленко ве долж­ на звать к слиянию с собой. Н е в пантеисти­ ческой нирване ее смысл для человека. Ее расслабляющее, отвлекающее от жизни и борьбы восприятие преодолевается к а к сла­ бость усталого человека. Е е функция в твор­ честве К. подчинена его высшему художе, стве иному и общественному заданию. Она должна звать не к растворению в себе, а к единению людей. О н а выполняет коллек1 Н о и здесь творчество К. компромиссно и эклектично. Фантазия допускается лишь постольку, поскольку она сама — факт дей­ ствительности, «первое впечатление», иллю­ з и я , с о н — с л о в о м , лишь к а к неизбеж­ ный придаток действительности. Часто фан­ тастика допускается к а к объект веры илн суеверия темного человека. Здесь предъяв­ ляется обыкновенно оправдательный доку­ м е н т — п о в е р н е , легенда, с к а з к а н т, п.