* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

АНДРЕЕВ [155 — 156] АНДРЕЕВ ничал в различных московских газетах (судебный репортаж, фельетоны). Первые рассказы: «Он, она и водка», 1895 («Орлов­ ский вестник»), «Бергамот и Гараська», 1898 («Курьер»). Впервые внимание к А. привлек рассказ — «Жили-были» в журнале «Жизнь» [1901J. В этом же году вьгаіла первая книга рассказов А., к-рая вызвала ряд критических статей о нем; особенно много внимания к А. привлекают рас­ сказы — «Мысль» и «Призраки» [1902 [. В 1905 А. предоставил свою квартиру для заседания ЦК РСДРП, в связи с чем под­ вергся некоторым репрессиям со стороны правительства. В годы реакции он стано­ вится во главе сборников «Шиповник» (см.), объединяющих реалистов-общественников из «Знания» (см.), символистов-индивидуа­ листов из «Весов» (см.) и др. Во время войны 1914—1918 А. прини­ мал ближайшее участие в редактирова­ нии издававшейся на средства торговопромышленных организаций газеты «Рус­ ская воля», игравшей особо реакционную роль в период между Февралем и Октя­ брем 1917. Умер в 1919 в Финляндии не­ примиримым врагом советской власти. А. — типичнейший выразитель настрое­ ний мелкобуржуазной интеллигенции X X в., неохотно и со страхом превращавшейся, в связи с капитализацией России, из «критически мыслящих личностей» в по­ слушных «специалистов» на службе у буржуазии и дворянско-буржуазного го­ сударства. Интеллигенция эта однако была неспособна примкнуть к движению под­ линно революционных классов. А. был необыкновенно популярен в предреволю­ ционной читательской среде, особенно в эпоху после разгрома революции 1905 и отхода от революционного движения интеллигентов-шопутчиков». Односторонность и некритичность вуль­ гарно-скептического ума, смелость фантазии, схематизм мышления и воображения — все это сделало А. писателем поверхностным, но «острым», идейно-упрощенным, но увле­ кательным и доступным. Такой именно пи­ сатель и нужен был средним слоям превра­ щавшейся в обывателей интеллигенции, к-рая изжила общественнический пози­ тивизм и демократизм эпохи «героических разночинцев» в скепсисе и индивидуализме и к-рая жаждала «абсолютной» свободы и «полного» счастья. Этим настроениям отвечали такие произведения А. как «Елеазар» [1907], доказывающий, что нельзя жить под угрозой неизбежной смерти, «Проклятие зверя» [1908J, отвергающее «безличную» цивилизацию большого го­ рода, «Мои записки» [1908], объявляющие весь мир тюрьмой, «Жизнь человека» [1907], схематически изображающая бессмыслен­ ную жизнь человека вообще, типичную судьбу интеллигента в буржуазном обще­ стве, «индивидуалиста, нынешнего сред­ него человека, хорошего, но все-таки обы­ вателя, мещанина» ( Л у н а ч а р с к и й ) . Среда, художником к-рой был А., не верила в буржуазные самооправдания и утешения для масс: идеалистическую философию, мистику, учение о примате красоты, либе­ ральные доктрины. По и принять мировоз­ зрения пролетариата эта среда также не могла. «Бунт» ее был бунтом «внутренним*, при пассивном подчинении жиаіш на дело. Она недостаточно задумывалась над фи­ лософскими и социальными доктринами, отвергала их с легкомысленным скепти­ цизмом, обоснованным поверхностным ра­ ционализмом и максималистскими этиче­ скими требованиями немедленного счастья для неотказавшегося от себя, одинокого, промежуточного мелкобур:куааного «че­ ловека». Для этой интеллигенции нужен был А., вульгаризировавший марксизм («Царь-голод»), анархизм («Савва»), хри­ стианство («Иуда», «Жизнь Василия Фивейского»), отвергавший одно за другим все действительные и мнимые пути выхода из социального тупика, мало вдумываясь в их сущность. Для этой среды нужен был именно стиль А. со всеми его недостатками. Риторика адвоката, слегка начитанного в Библии, любящего антитезы, кричащие сравнения, торжественную инверсию, пара­ доксы; стилизация бредовых выкриков импрессионизма, ослабленных безвкусием лит-ых штампов; замена психологического проникновения олицетворением своих до­ мыслов о схематизированных подсозна­ тельных переживаниях потрясенного че­ ловека; слишком часто наивный и прямо­ линейный аллегоризм вместо сложной сим­ волики; частая замена «криком» приемов заражения своим настроением («он пугает, а мне не страшно», сказал Л . Т о л с т о й об А.) — такова манера письма А. Она вызывала презрительные насмешки утон­ ченных эстетов символистов ( М е р е жк о в с к и й — «В обезьяньих лапах», Б е ­ л ы й — о б «Анатэме» в «Арабесках^). В вульгаризации слоленых социальных и фи­ лософских проблем упрекали А. и мар­ ксисты. Но А. был популярен в широкой читательской среде и особенно среди молодеяш эпохи реакции. Поэтому Мереж­ ковский призывал серьезно отнестись к этому столь популярному и влиятельному «варвару», а Луначарский посвятил А. лучшие из своих ранних философски-кри­ тических статей. А., упрощавший и заост­ рявший глубокую диалектику и софи­ стику Д о с т о е в с к о г о , подходил часто к философским и социальным проблемам с неожиданной стороны и ставил вопросы весьма важные для индивидуалистическиобывательского мышления, на к-рые при­ ходилось давать в ту эпоху пространные и обоснованные ответы. Объективно А. при всей своей субъективной антибуржуаэности играл роль могильщика революционных порывов интеллигенции, убеждая ее, что не стоит бороться, верить, любить — нужно либо умереть, либо спокойно существовать в столыпинской России. Развенчанием