* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
ГАМЛЕТ [377 — 378] ГАМЛЕТ размышлять*, что его размышление — это осознание потери социального равновесия. Социальный пессимизм нисходившей ари стократии привел к философскому песси мизму Гамлета."^"теря социального равно весия привела его к вечным сомнениям, ко лебаниям, пассивному рефлектированию. к умерщвлению живой страсти к Офелии, ic тоске по небытию как проблеме всех проблем. (История с Марией Стюарт и графиней Эс секс, вышедших замуж за убийц своих му жей , вероятно сыграла известную роль в том, что Шекспир заинтересовался средневеко вой легендой об Амлете. Но новая интер претация образа была целиком определена тем, что для социальной группы создателя Г. «пала связь времена и ей не под силу было сызнова «связать ее». «Трагическая история Г . принца датского» не могла уже потому больше быть ни хроникой борьбы за похищенный престол, ни кровавой дра мой мщения. Преступность короля и коро левы, лживость и подлость придворных должны были лишь демонстрировать, «как пошло, пусто, плоско н ничтолшо... житье на этом свете*. Весь мотив мести является для него только материалом для драмати ческого вскрытия «надлома, надрыва, ра стерянности и раздвоенности» (Фриче) не принца датского X I I в . , а английского ари стократа конца X V I B.J Г . — синтетщеск_пй образ нисходящего дворянина X V I в . , к-рый, потеряв свою социальную основу, усомнился в вековой правде, но не обрел новой, < ибо новая правда — правда класса, вырвавшего у Г. из-под ног его основу. Натиск этого но вого класса заставляет его критически по смотреть на вековую феодальную истину, на истину католической церкви и вслу шаться в голоса Бруно, Монтэня, Бэкона. Но «царство человека», к к-рому зовет Бэ кон, обозначает конец царства феодала. «Принц Г.» отворачивается от веры Д ж . Бруно, от утверждения радости жизни Мон тэня, от упоения силой знания Бэкона, от творческой жертвенности и действенности мысли Возрождения и утверждает фило софию безволия, пессимистический ци низм, торжество все пожирающего червяка, ж а ж д у бегства из «опустелого сада» жизни is небытие. т Образ Г . целиком и полностью детерми нирован социальным бытием английской нисходящей аристократии конца X V I в. Он для Англии был таким ж е эпохаль ным образом, каким был Онегин или Пе чорин для определенной полосы русской дворянской действительности. Чертами Г, Шекспир наделял не только средневеко вого «принца датского», В той или другой мере он наделяет ими и разочарованного придворного Ж а к а («Как вам это понра вится»), «Тимона Афинского», и «Кориолана». Но в кризисе всех этих персона жей (подробнее о них см. ^Шекспир*) вскры вается все тот ж е кризис английской аристократии конца X V I в . Образ Г . де терминирован его действительностью. Стало быть, Г. для своего времени был только социальным образом. Он стал психологи ческим типом, «вечным образом», философ ской категорией, «гамлетизмом»— для по следующих веков. Иные исследователи даже утверждали, что автор «Г.» с самого начала ставил перед собой задачу создать «общече ловеческий тип», «вечный образ». Это верно лишь в том смысле, что класс часто склонен свой исторический опыт возводить в вечную норму, он кризис своего социального быта воспринимает, как кризис бытия. Классу тогда кажется, что не нисходящий аристо крат колеблется между старыми феодальны ми и новыми буржуаз1шми нормами, между догматами религий и данными опыта, между слепой верой и критическим мышлением; не теряющий свое социальное равновесие ари стократ готов уйти в небытие, лишь бы не по знать катастрофы спуска по социальной лестнице, — а человек всех веков стремится сбросить «бремя жизни», покончить с «бе дой^, к-рая «так долговечна». Покой смерти манит из безысходности ие одного «принца датского». Д л я всех «живых такой конец достоин желаний жарких». Драма класса рисовалась автору «Г.», как драма человечества. Но, по существу, он дал не вечную драму человечества, даже не драму всей своей эпохи, а лишь драму опре деленного класса в определенный отрезок времени. Драма Г . , к а к уже выяснено, была абсолютно чужда мыслителям-современни кам Шекспира, чье мышление детерминиро валось бытием буржуазии. Д л я них, к а к мы видели, мысль не парализовала действия, а, направляя, стимулировала лишь большую активность. Мысль отнюдь не приводила их к сознанию, что мир — «опустелый сад», а наоборот, — что возделав этот сад, можно его превратить в «царство человечества*. Обусловленность образа Г . положением класса особенно сказывается в одном и з ос новных противоречий Г. Он — пессимист — поет несказанную хвалу миру. Вслед за Пико де-ла Мирандоло он повторяет: «Земля — прекрасное создание». «Чудесный небо склон—величественная к р о в л я , сверкающая золотым огнем». Он восторгается человеком: «Какое образцовое создание человек. К а к благороден разумом. К а к безграничен спо собностями. К а к значителен и чудесен в об разе и движениях. В делах как подобен ан гелу, в понятиях •— богу. Краса мира, венец всего живого*. «Но в душе моей, — ж а луется он, — т а к худо, что... земля кажется мне бесплодною скалой», небо — «смешение ядовитых паров», и человек «для меня — это эссенция праха». Не то, что Г . , обогащенный опытом своих тридцати лет и умудренный своими университетскими знаниями, про зрел и понял ничтожность мира и человека. Нет, Г. несмотря на свой зрелый возраст и большие знания, сознает, что мир прекрасен и человек величественен, что он — «краса мира». Но эта философско-поэтическая