* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ФЕДИН [675—676] ФЕДИН Первый сборник Ф. носит символический заголовок «Пустырь» [1923]. Н а бесплодных «пустырях» уездных городов старой России живут&, или, вернее, прозябают жалкие обыва­ тели, чудаки, неудачники. Галлерею этихлюдей, искривленных жизнью, с и х мелкими, по­ рой ненормальными, страстишками и зарисо­ вывает Ф. в своих ранних рассказах («Анна Тимофевна», «Рассказ об одном утре» и др.). В этих произведениях, выдержанных преиму­ щественно в манере сказа, своеобразно соче­ таются простые народные образы с вычур­ ными, декадентскими. Это эклектическое со­ единение различных стилистических приемов особенно ярко проявилось в повести «Анна Тимофевна» [1923]. «Города и годы»—роман о путях интелли­ генции в революции. Центральный образ ро­ мана—Андрей Старцев—пассивный, запутав­ шийся в противоречиях гуманист-интелли­ гент, «с тоской ждавший, чтобы жизнь при­ няла его». Развенчивая своего героя, Ф. ут­ верждает обреченность и неизбежность гибели той части интеллигенции, к-рая не может выйти из индивидуалистического тупика. Тем пе менее автор сочувствует своему герою, по нашедшему своего жизненного пути, отно­ сится к нему с жалостью и скорбью. В противовес Старцеву контрастирующие с ним образы большевиков, Курта и других партийцев, говорящих готовыми формулами, даны обезличенно. Ф. стремится разрешить в романе р я д социально-исторических про­ блем, выясняя причины возникновения миро­ вой войны, революции и т. д. Пацифистское осуждение войпы, романтическое восприятие революции характерно д л я Ф. на данном зтапе его творческого пути. Роман Ф. сложен и в отношении стиля. Х у ­ дожественно более самостоятельный, чем ран­ ний сборник рассказов, роман «Города и годы» представляет своеобразное сочетание психо­ логически насыщенного повествования с аван­ тюрной интригой. Повествование нередко прерывается развернутыми отступлениями ав­ тора, написанными в приподнято-патетиче­ ском топе, иногда ритмической прозой с оби­ лием лирических восклицаний, риторических вопросов и т. д. Патетическое напряжение романа создается также благодаря ряду опи­ саний, носящих символически обобщенных! ха­ рактер, выдержанных в торжественном тоне. Ядовито-саркастический тон лирических от­ ступлений автора, в к-рых он стремится к ра­ зоблачению мировой войны, немецкой бур­ жуазии, немецкого филистерства, сменяется романтически приподнятым там, где он стре­ мится передать пафос революции. Следующий цикл произведений Федина но своей идейно-тематической сущности резко отличается от романа «Города и годы». В рас­ сказах «Наровчатская хроника», «Мужики», «Тишина» и д р . [1925—1926] Ф. возвращает­ ся к миру и героям «Пустыря». Сплетение анекдотического и трагического характерно для этих рассказов. Вне времени, вне истори­ ческой действительности живут эти чудаки— обыватели провинциальных городов. Несмо­ т р я на революцию, они не меняют облика, не нарушают своей жизни и привычек. Особенно выделяется рассказ «Трансвааль» с монументальной фигурой кулака-культур­ трегера Сваакера, соединившего в себе, по словам Ф., «черты Фомы Опискина и Квази­ модо». Образ фодинского кулака, который «все может», который держит в повиновении всех соседних крестьян, вырастает в расска­ зе Ф. в абстрактно-символический образ, В «Трансваале» Ф. искаженно представляет по­ слереволюционную деревню, противопостав­ л я я «всемогущество» кулака якобы обезли­ ченной, пассивной толпе крестьян. К теме «интеллигенция и революция» Ф. возвращается в романе «Братья» [1928], посвященном в основном проблемам искус­ ства. Центральная фигура романа—один из братьев, музыкант Никита Карев—близок Андрею Старцеву. К а к и Старцев, он живет в своем замкнутом, «обособленном» мирке Но если в «Городах и годах» Ф. с самого на­ чала подчеркивает обреченность Старцевых, то д л я индивидуализма Никиты Карева пи­ сатель находит оправдание. Одиночество му­ зыканта, его «скорбный музыкантский по­ слух» дают ему возможность создать вели­ чайшую «симфонию-роман, запечатлевшую на себе все то великое, что принесла пам рево­ люция». Тезис об особом «избранническом» пути художника, о трагедийности подлинного ис­ кусства является идейным стержнем романа. Роман «Братья», композиционно напоминаю­ щий «Города и годы» (те же временные сдвиги, м но го план н ость, лирические отступления ав­ тора и т. д.), построен по принципу стилевых контрастов. Реалистически-бытовая струя, it-рая особенно ярко выявляется в описании семейства Каревых, «смурского мира», кон­ трастирует с мистико-трагической линией ро­ мана, связанной с судьбой Никиты Карева, живущего в постоянном предчувствии, «в молчаливом ожидании катастроф». Роман Ф. «Похищение Европы» [1934—1935] отражает борьбу двух миров, двух систем, двух культур, оканчивающуюся победой со­ циалистического мира над капиталистическим. Интерес Ф. к социальным проблемам в этом произведении выступает еще резче, чем в прежних. Личная интрига здесь в боль­ шей степени, чем в ранних произведениях, подчинена общественно-политическим вопро­ сам. Мир обреченной на гибель капиталисти­ ческой Европы (J кн.) показан «глазами боль­ шевика» Рогова. Мир обновленной, крепну­ щей Страны Советов (II кн.) дан в воспри­ ятии капиталиста, голландского короля ле­ са Ван-Россума. Образ Филиппа Ван-Роесума получился значительно полнокровнее, чем нечеткий образ Рогова, этого интелли­ гента, готового участвовать в строительстве социализма, но еще не утратившего своих индивидуалистических черт. Картины Запад­ ной Европы—кризиса, безработицы, забастов­ к и , биржевого ажиотажа—в романе вышли рельефнее, чем изображение строительства Страны Советов. Имеющиеся в повествовании полемиче­ ские диалоги, рассуждения, речи отчетливо обнажают идейный замысел произведения, но органически пе врастают в его художественг