
* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
РОКОКО [745—746] РОКОКО лера Дора [1734—1770], в звонкую «погре мушку^, назначение к-рой—развлекать «че ловечество в его несчастиях» (из предисловия к сб. стихов <тМев fantaisies*, 1768). Вместе с торжеств енно-чопорными парика ми «алонжя поэты сдают в музей все, что на поминает о мощи, доблести, долге и само пожертвовании. «Величественное» начинает рисоваться пресным и старомодным. Воца ряется галантная игривость, фривольная без заботность, все оказывается только мимолет ной забавой и легкокрылой шуткой. Играют в «золотой век», в любовь, в самую жизнь. «Шуткин смехи» (Les jeux et les ris) изгоняют с Парнаса Каллиопу, Уранию и Мельпомену (см, ъМузъР>)* «Шутка была в своем детстве в великий век Людовика X I V , наш век до вел ее до совершенства. Настолько же» на сколько мы упали в стиле величественного, настолько мы прогрессировали в стиле легко мысленного и фривольного»—с горечью заме чает в своих мемуарах маркиз д&Аржансон [R. L . D&Argenson, 1694—1757], печалящий ся о закате «прекрасного века Людовика X I V , столь благородного и столь великого». Д & А р жансон тонко подмечает основную тенденцию всей аристократической культуры X V I I I в. Он пишет свои мемуары в годы, когда фран цузский абсолютизм, et с ним вместе господ ствующее сословие Франции у ж е вступили в полосу неудержимой деградации. Абсолютизм превратился в тормоз дальнейшего развития Франции, восстановив против себя широкие круги третьего сословия; дворянство (осо бенно аристократия) все более становилось классом-паразитом, бессмысленно расточав ший богатства страны. Меньше всего оно за ботилось об интересах государства. Оно ж а ждало наслаждений и только наслаждений. Оно стремилось превратить свою жизнь в не прекращающийся праздник, в гигантскую ор гию, не оставляющую места д л я размышлений и забот. Моральная распущенность становит ся бытовым явлением, и чем ближе к револю ции, тем все более гомерические размеры она приобретает,—все боги сброшены, безраздель но царят лишь Вакх к Венера. «После нас хоть потоп Ь, восклицает официальный пред ставитель этого общества. В большом ходу (особенно в эпоху регентства) эпикурейские теории Сент-Э врем она [Charles deSamt-DeniB, sieur de Saint-Evremond, 1613—1703], воз водящего гурманство в философский прин цип, видящего счастье в чувственной любви. «Давайте петь и веселиться, Давайте адзниго играть, Пусть чернь слепая суетится Не нам: безумной подражать&» мы социальных связей, с трагической безза ботностью попирает она все, что выходит за узкие пределы ее крохотного эгоистического мирка. Идеи государства, феодального кол лектива рассеиваются, к а к дым. С аффекти рованным равнодушием взирает человек Р . на судьбы вне его лежащего мира, «Счастлив, <Е U V В . ? CHAULIEU, § 2 ) M F S ? 5 LES l&AKUSCHITS Е-Е *> Х-&АиТЕТГВ.. <* TOME IREMIIK, — , » A LA Chez ЛАГЕ, Junior, Ilbraire- GOSSE M P DCCL LXXVIb Титульный лист произведений Шолье [1???] восклицает Парни [см. (стих. «А mes агшв», перев. Пушкина)], блестяще формулирующий •заветную мудрость Р . Гедонизм становится погмой. Поэты сбрасывают с себя торжествен ную тогу трибуна, покидают форум, оставляют знамена Марса, и х чело украшено легкими гирляндами цветов, в-руке у них бокал пеня щегося вина и л и пастушеский посох, они по ют праздность (molle paresse), сладострастие, . дары Вакха и Цереры, прелести сельской жизни, отрешенной от забот мирской суе ты. Личность выпадает из естественной систе кто, забывая о людских химерах, имеет де ревню, книгу и верного друга и независимо живет под кровлей своих предков...» Из своего уединения «со скорбью, но без волнения г л я дит он на то, как государства сталкиваются по воле монархов.. & И «в то время к а к безу тешная вдова к подножию трибунала несет свои стенания, в объятиях обожаемой супру ги он только от сладострастия льет свои сле зы...» [Л е о н а р (Leonard, 1744—1793), стих. «Le bonheur>]. Такой галантный эгоцентризм, глубоко сим птоматичный д л я прогрессирующего распада феодального общества, порождает в лит-ре Р . мотив своеобразной эротической робинзо нады, дающей возможность поэту вовсе отмыслить от своего героя (место Пятницы за нимает, разумеется, возлюбленная) шумную «суету# реального мира, постоянно грозяще го тревожным диссонансом ворваться в мир хрупкой феодальной идиллии (напр, стих. Парни *Projet de solitude*, вариации темы