* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
ПУШНИН [439—440] ПУШНИН стихотворец», отмечал П . еще пятнадцатилет¬ ним мальчиком. «Неужели тебя пленяет еже месячная слава,—пислл он позднее Вязем скому,—предприми постоянный труд». Никакой другой русский писатель прошло го ее говорил с такой радостью и настойчиво стью о необходимости творческого труда, как П., и эти его указания получают в нашу эпоху C&ME-J:H сочувственный отзвук. П. не только говорил о труде—он неизменно следовал соб ственным указаниям. Перед тем как написать произведение, он долго вынашивал его в своем творческом сознании. В основе его творче ской работы лежали, во-первых, наблюдения над современной ему действительностью, вовторых» творческие поездки и путешествия и, в-третьих,—чтение. Каждый иа этих источ ников писательских впечатлений П . умел использовать всесторонне. Его «Евгений Оне гин» вырос нз наблюдении над современным П. дворянским обществом, светским и усадебным, а в основу образов его «романа в стихах» легли реальные лица, окружавшие П., черты к-рых существенно определили собою харак тер образов (творчески преображенные чер ты Кюхельбекера в Ленском, Анны и Евпраксии Вулыф—в сестрах Лариных, Арины Ро дионовны—в няне Татьяны и т. д.). В основу фабулы «Графа Нулина» положено действи тельно© происшествие, имевшее место с од ним из друзей П.; о «Братьях разбойниках» Пушкин признавался, что «истинное проис шествие» подало ему «повод написать этот отрывок»; собственные жизненные впечатле ния легли в основу множества его лирических стихотворений и т. д. Но одни наблюдения, к а к бы они ни были постоянны (а П. их вел и в лицее, и на юге, и в Михайловском, и в Тригорском, и в петербургских салонах), не могли дать П. всего необходимого материала, и П, едет за ним па место будущего своего романа. Такова иапр. его поездка в Оренбург, сопровождавшаяся собиранием сведений о Пу гачеве от его уцелевших современников—пре старелых свидетелей казацко-крестьянекого движения. Но и этих творческих поездок для П . было недостаточно—запас жизненных впе чатлений умножался у него чтением: «чте ние—-лучшее учение», говорил он. Письма его к друзьям полны просьб прислать ему нуж ные для его работы книги и документы. На писанию «Бориса Годунова» предшествует долгая работа над русскими летописями; для «Дубровского» используется подлинное опре деление суда над бедным помещиком, при сланное по его просьбе одним из его знако мых; для «Капитанской дочки» Пушкин изу чал архив Пугачева и, найдя в нем много материала, прежде чем писать историческую повесть, создал историческое исследование («История Пугачева», которую по указанию Николая I прйшлось назвать «Историей Пу гачевского бунта»). Замечательно, что П . да леко не ограничивался чтением книг по специальности: получив в лицее сравнительно слабое образование, он деятельно углублял его- История, политическая экономия, фило логия—любимейшие наука П., и он недаром требовал изучения в кадетских корпусах Сэя н Сисмонди, а от писателя ждал «госу дарственных мыслей историка». Филологи ческое образование П. лучше всего прояви лось в его замечаниях о «Слове о полку Иго ревен или в заметках о драме, содержащих за мечательные и до сего времени не оцененные соображения о развитии и социальных кор нях западно-европейской драматургии. Все объемлющему гению П . было тесно в условиях крепостнической монархии. «Я думаю пу ститься в политическую прозу», з а я в л я л оа в 30-х гг. друзьям. Этого П , не дали сделать, но статьи его против Полевого и Булгарина обличают в нем не только искусного критика, но и страстного политического мыслителя и памфлетиста. Необходимый материал чтения, наблюдений и жизненных встреч нужно было как-то орга низовать перед тем, к а к вылить его в произ ведении. Эту роль выполняют планы и про граммы, к-рые П. составлял к каждому зна чительному своему произведению (до нас до шли планы к «Онегину», «Полтаве», «Дубров скому», «Капитанской дочке», дающие воз можность проследить рост пушкинского замы сла). «Анализ его планов высоко поучителен. Он показывает, какую огромную предвари тельную работу должен проделать даже перво классный художник—художник, умеющий создать „Полтаву" три недели,—прежде чем приступить к произведению. От стремительно написанного „Дубровского" нам известны два плана н три оглавления плана отдельных эпизодов, от „Романа на водах"—три основ ные плана и четыре развивающих детали, не менее пяти планов от „Русского Пелама", не менее шести от „Капитанской д о ч к и , не ме нее шести и от „ А р а п а . . Р а з б и р а я их шаг за шагом, заглядываешь в лабораторию учи т е л я , учащего предусмотрительному, эконо мящему силы мастерству» (Д. Я к у б о в и ч , Работа П. над художественной прозой, Сб. «Работа классиков над прозой», Л , , 1929, стр. 29). Но творческий процесс П . не закан чивается написанием произведения—взыска тельный художник беспощадно выбрасывает из него все, что отяжеляет действие, все, чего не требует логика сюжета, все, что его не удовлетворяет в художественном отноше нии (вспомним например массу выброшенных строф «Онегина»). Еще более упорна произ водимая П. стилистическая правка, где он с величайшей настойчивостью боролся за мак симальную выразительность и полновесность. в 1 1 иСей Граидисоя был славный франт, ЕнатерЕШинсный сергнаит» читаем мы в одной из рукописей «Онегина» об этом, даже не участвующем в действии ро мана, но характеризующем прошлое Лари ной человеке. Казалось бы достаточно, но П . уточняет свою характеристику: еСей Грапдвсоп был славпыц Франт, Игрок и гиардяи серщант*. В характеристике (состоящей из двух строк!) добавлены всего два слова, но они углубляют образ добавочными чертами и в известной мере меняют его, ибо «сержант гвардии» был в ту нору далеко не простым сержантом. Через все рукописи «Онегина», к а к и других произ ведений П., проходит эта неустанная борьба