
* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
« Л И Ш Н И Е ЛЮДИ» [535 — 536] «ЛИШНИЕ ЛЮДИ* частью его существа, отнять к-рую можно л и т ь с самой ж и з н ь ю . Общие философские идеи, подчинение к-рьгм «Л. л.» признавали своим долгом, идеалы, осуществление к-рых они считали б л а г о м , — в с е , что они к а з а лось бы выбрали сами, что познали и в чем убедились, не было д л я н и х жизненной не обходимостью, а потому и не переходило в ж и з н ь . Если критики этой интеллигенции с п р а в а бичевали ее в о имя расчетливого эго изма з а идеализм, з а принципы, мешающие приспособленшо к действительности, т о д л я критиков слева она была недостаточно прин ц и п и а л ь н а . В противоречии идеи и практи к и , сознания и воли, должного и необходи мого и в ы р а ж а л а с ь д л я Добролюбова зави симость «Л. л.» от той среды, которая ими подвергалась отрицанию. Ибо этой средой были определены и х х а р а к т е р , ж е л а н и я и в к у с ы , именно то, чем и в чем осуществля ются принципы. Среда не только о к р у ж а л а и х , она внедрялась в н и х самих и мешала принципам стать волевыми импульсами. Но т . к. и от своих идей «Л. л.» не могли отка з а т ь с я , т о они поэтому «вечно насиловали себя на такие в е щ и , к-рые им были вовсе не по натуре и не по н р а в у . . . Обрекши себя на служение принципу, они не умели верно рас считать свои силы и в з я л и на себя гораздо больше, чем сколько могли сделать...» Доб ролюбов т а к . обр. проникновенно у к а з а л на причины того «русского надрыва», который позднее будет показан Достоевским. Его ге р о и , к-рых *заела идея», т а к ж е выросли на почве отвергаемых Добролюбовым условий и отношений. В этих ж е у с л о в и я х и отноше ниях—источник того болезненного самоана л и з а , о котором мы говорили выше, ибо на чем ж е основап он, к а к не на болезненном ощущении несоответствия м е ж д у должным п «внутренней потребностью» в этом должном? Г л у б о к и й а н а л и з п с и х о л о г и и «Л. л д д а н ный Добролюбовым, о б н а р у ж и л их к р о в н у ю с в я з ь со всем тем, на что восставала рево люционная демократия 60-х годов. В их ли це она видит отныне препятствие д л я дела революции, тем более опасное, чем больше оно замаскировано, чем соблазнительнее их «обаятельная» диалектика и «высокие» по мыслы. П р а в д а , они чувствуют ответствен ность з а общественное з л о , но неспособны к р а з р ы в у со своим классом, со своими сос ловными привилегиями. Готовясь к «смер тельной и страшной борьбе», идеологи ре волюционного разночияетва отвергали союз со всеми^ кто и представить себе не мог ее близкой возможности, а если и мог, то боял ся ее. К а к бы б р о с а я вызов самым р а д и к а л ь ным элементам дворянской интеллигенции, Добролюбов с п р а ш и в а л : «Что ж е они? Сое динялись л и д р у г с другом д л я одного об щего д е л а , образовали л и тесный&союз для обороны от в р а ж д е б н ы х обстоятельств?* И отвечал; «Ничего не б ы л о . , . Все распалось п р а х о м , все кончилось т о й ж е обломовщи ной...» Этот в ы з о в , брошенный Добролюбовым, а еще раньше Чернышевским либеральной дворянской интеллигенции, боровшейся з а свою гегемонию в освободительном д в и ж е ( нии, п р и н я л Герцен. В статье «Еще р а з Б а зарова [1868] он отвечает н а только-что при веденные слова Добролюбова: «Тайных об ществ не было, но т а й н о е с о г л а ш е н и е ( р а з р я д к а Герцена) понимающих бы ло велико». Если в конечном счете Герцен, т а к ж е к а к Добролюбов и Чернышевский, представлял революционную демократию, т о в этой п о лемике с ними он совершал одно из своих отступлений «от демократизма к либерализ му*, столь х а р а к т е р ых д л я этого выход ца и з «поколения д в о р я н с к и х помещичьих революционеров первой половины прошло го века» ( Л е н и н ) , и тем самым объектив но помог «подлым либералам Кавелиным». Слишком к р е п к а была с в я з ь Герцена со сво ей средой, слишком напорист был н а т и с к разночинцев, чтобы он не попытался оправ дать «Л. л.*. В отличие от критиков-ра зночинцев он резко противопоставляет их среде: «Счастье, что рядом с людьми, которых барские затек состояли и псарне п диорие, и яасплонапии и ссчештп дома... нашлись т а кие которых „ватск" состояли в том, чтг>С нырнуть из 1тх р у к роагу и доОиться п р о с т о ра пе ухарстиу на отъезжем п о л е , а просто ра уму к человеческой ж п а п и . . . Пыла ли ага затея и х с е р ь е з н ы м д е л о м, пх страстью—они доказали на виселице, н а ка¬ торге» (разрядка каша). ( Д о к а з ы в а я здесь революционность своего поколения, Герцен незаконно р а с ш и р я л об ласть спора. Добролюбов конечно не имел в виду декабристов и т, п., когда писал об отсутствии подлинно действенного героиз ма, страстно последовательной п р и н ц и п и альности у людей 40-х годов. Представ лять ж е себе, к а к п р а в и л о , а не к а к редкое исключение, что борьба со средой доводила их до виселицы и каторги, было н а т я ж к о й настолько я в н о й , что Герцену пришлось со слаться д л я подкрепления своего аргумен та н а . . . собственный пример, н а то, что Р у дины и Бельтовы, «видя невозможность де ятельности, к которой они стремились п о внутреннему влечению..., бросали многое, у е з ж а л и на ч у ж б и н у и з а в о д и л и , , , русскую книгопечатню и рус с к у ю п р о п а г а н д у » (разрядка наша). Р е а б и л и т и р у я таким образом дворянскуюинтеллигенцию своей э п о х и , п р е в р а щ а я еечуть л и не поголовно в революционеров, Герцен проводит резкое различие м е ж д у «Л. л.» своего п о к о л е н и я и «Л. л.» к о н ц а 50-х гг. Л и ш ь к последним применимы с у ж дения «желчевиковя—Добролюбова и Ч е р нышевского («Лишние люди и желчевикп», I860). Первые ж е , по мнению Герцена, не т о л ь к о не отстали, — о н и д а л и новому п о к о л е н и ю — разночинцам — и х самые пере довые идеи. «Что ж е наше поколение з а в е щ а л о ново му?;-—спрашивает Герцен и отвечает: «ни гилизм». Н и к а к и х новых начал оно не в н е с ло» Все свои принципы получило от старого, я в л я я с ь в этом отношении его учеником. Совершенно очевидно, что это выступлениеГерцена в ы р а ж а л о п о сути дела попытку найти какую-то среднюю л и н и ю м е ж д у К а велиными и Тургеневыми, с одной стороны^