* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
-ЛИШНИЕ ЛЮДИ* [521 — 522] «ЛИШНИЕ ЛЮДИ* над другими его элементами. Такова тен денция Евгения Онегина», которая не по мешала—вернее, помогла—автору отразить в овосм герое, раздвоенном между старым и новым, и реальные черты декабризма, столь нерешительного и межеумочного при всем богатстве содержания, при всей силе и под линности стремлений, конечно ч у ж д ы х та ким образом Онегину к а к представителю от сталой прослойки к л а с с а . Типичность Оне гина значительно ^же предположенной его творцом. Лишь в результате п о р а ж е н и я декабри стов типичность Онегина р а с ш и р и л а с ь ; в его положении оказались все сочувствовавшие общественному движению. «Все мы более или менее Онегины,—писал Г е р ц е н , — р а з толь к о мы не предпочитаем быть чиновниками или помещиками*. Реакционный тип в эпо х у революционного подъема среднего капи тализирующегося дворянства, Онегин стал фигурой прогрессивной к а к молчаливый про тест в эпоху р е а к ц и и с ее низостью и при способленчеством. И представление о том значении, которое получил Онегин после 14 д е к а б р я , когда в его положении очути лись лучшие элементы дворянской интел лигенции, настолько вытеснило из памяти представление о его социально-историчес ком генезисе, что и Герцен и Ключевский пидят в нем тип не александровского, а ни колаевского периода, «лишнего человека; пе эпохи общественного подъема, когда он был задуман и в основном выполнен П у ш к и ным (уже к к о н ц у 1825 он написал /з рома на), а общественной р е а к ц и и . То ж е противоречие генезиса и функции образа видим мы в Ч а ц к о м («Горе от ума ;, 1824), еще в большой мере, чем Онегин, вы ражавшем в течение не одного поколения все лучшие стремления передовой дворян ской интеллигенции, ее протест против гне та и м р а к а . Однако по своему генезису Ч а ц кий родственен Онегину. Это—«Онегин-резо нер», по слову Герцена, И он — «лишний че ловек» эпохи подъема своего к л а с с а , и пото му прогрессивность его весьма относитель ная. Он не щадит о к р у ж а ю щ е й его скаловубо-фамусовской среды, но с той ж е злостью высмеивает он стремления л у ч ш и х людей своего к л а с с а , которых автор пародирует в образе Репетилова. И им было «прислужи ваться тошно», но и з этого они не делали чисто онегинских выводов подобно Чацкому, не искали укромных у г о л к о в для«оскорбленного чувства», а ставили во имя своих идей на карту все, чем располагали. «Политиче ская программа» Чацкого не отличается су щественно от онегинской: горячо обличая злоупотребления помещичьей власти, Ч а ц к и й и не помышляет о более или менее р а д и к а л ь ных реформах—об отмене крепостного права. Та д в о р я н с к а я прослойка, к-рую он невиди мому представлял, была скорее заинтересо вана в сохранении крепостного права, чем в его отмене. К а к и у Онегина, реформатор ские планы Чацкого, если они у него были, ограничиваются замепой барщины «оброком легким*. Это более приемлемо д л я дворяни н а , оторвавшегося от хозяйства и скитающе 2 i , : , j I , гося по свету. Однако но забудем, что Чац к и й отличается от Онегина больший куль турным превосходством над средой и боль шей страстностью ее обличения. Эти черты в связи с отмеченными выше огфавдывают сомнения в типичности образа. Есть боль ш а я д о л я правды в вопросе Белинского: «Что это за новый А н а х а р с и с , побывавший в Афинах и возвратившийся к скифам? Не у ж е л и представители русского обществам все Фамусовы, Молчалииы, Софьи, Загорепкие, Хлестовы и им подобные? Нет, зги лю ди не были представителями русского об щества, а только представителями одной сто роны его—следственно, были другие круги общества, более близкие и родственные Чац кому. В таком случае зачем ж е он л е з к ним и не искал к р у г а более по себе?* Гениальное чутье не изменило здесь Белинскому, хотя статья о «Горе от ума* и была написана кри тиком в период «примирения с действитель ностью* (см. *Бели1жт#>). Если Чацкий дей ствительно т а к умен, к а к представляет его Грибоедов, то почему ж е он не принадле жит к тем к р у г а м молодежи, которые были близки к будущим декабристам, — в о т о чем собственно с п р а ш и в а л и Пушкин (в своем известном письме о «Горе от ума»), сразу усумнившийся в типичности фигуры Чац кого. Пушкин ж е и ответил на этот вопрос. Ч а ц к и й в ко нне-конпов—резонер классиче ской комедии, не столько характер, сколько рупор автора, «очень умного человека»,очень мирного фрондера, деятельно сспрудничающего с александровской, а потом николаев ской властью, большого скептика, холодно насмехавшегося над будущимп декабриста ми: «Сто человек прапорщиков хотят изме нить весь государетвепиый строй*. Его куль т у р н о с т ь , его страстность, его оппозицион ность, весьма у м е р е н н а я впрочем,—все это от Грибоедова, который резонирует в коме д и и устами Ч а ц к о г о . Р е а к ц и я , н а с т у п и в ш а я в России после 14 д е к а б р я , была в такой ж е мере общест венной, т, е. реакцией внутри дворянского к л а с с а , к а к и правительственной. Именно первой и д е р ж а л а с ь н крепка была послед няя. Резко изменилась та экономическая си т у а ц и я , которая обусловливала прогрессив ность дворянства — его стремление перейти к капиталпстическому хозяйству. Б у р н ы й рост хлебных цен с 1813 —1817,готорый «не мог не произвести настоящее револювионноо действие» (русское помещичье имение, к а к отмечает М. Н. Покровский, «начало п р е в р а щ а т ь с я в фабрику д л я производства х л е б а . , , ц к а к - р а з в эти самые годы начина ют расти, к а к грпбы, тайные общества. Д в а факта, к-рые нельзя не сблизить между со бой*), в следующем десятилетии замедляет с я , к а к п рост экспорта. «В эволюции хлеб ных цен и заключается ответ на вопрос; по чему к р е с т ь я н с к а я реформа з а д е р ж а л а с ь у нас на 30 лет, с 20-х по 50-е гг... П р и низ ких ценах на хлеб за границей не окупа лись издержки вывоза, а раз русский хлеб не имел доступа на мировой рынок, поме¬ щичье хозяйство пе имело повода расширять производство* ( П о к р о в с к и й ) . Более