* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
492
н о в и ц к i й.
старшій братъ Н о в и ц к а г о , Наркиссъ, бывшій потомъ волынскимъ каѕедралыіымъ протоіереемъ, принялъ его къ себј на свое полное содержаніе до окончания имъ семинаріи. Въ низшемъ отдјленіи семинаріи реторика преподавалась полатыпи; по ко второму году пребыванія Н о в и ц к а г о въ этомъ классј присланъ въ Волынскую семинарію учителемъ реторики кандидате Московской духовной академіи, Потемкинъ, который сталъ читать лекціи на чисто-великорусскомъ языкј, какого въ Волынской семинаріи до того времени не слышали. На Волыни образованное общество гово рило тогда на полъскомъ языкј, а простой иародъ, какъ и теперь, на малороссійскомъ. Если въ училищј говорили порусски, то языкъ этотъ ни по произношенію, ни по складу пе былъ правильнымъ; говорили напримјръ въ подражаніе польскому, онъ „пошолъ до домой", „его вкусила собака". И потому чисто-великорусская, до того времени не слыханпая рјчь производила на учениковъ сильное впечатлјніе; они старались по возможности подражать произношенію своего учителя, заучивали слова и обороты рјчи, для нихъ совершенно новые. Пи сали же тогдашніе семинаристы своп сочиненія большими округлен ными періодами съ размјщеніемъ словъ по латинской конструкціи, въ подражаніе слогу Ломоносова, какъ образцу краснорјчія. Русскихъ книгъ, кромј учебниковъ, семинаристы не видали. Н о в и ц к о м у въ реторическомъ классј удалось какъ-то достать сочиненіе Карамзина „Письма русскаго путешественника". Онъ читалъ и неречитывалъ это сочиненіе, не могши достаточно налюбоваться его слогомъ и тогда же пришелъ къ заключенію, что если кто хочетъ писать, то долженъ пи сать слогомъ Карамзина; иначе и писать не стоить. Когда Н о в и ц к і й оканчивалъ классъ реторики, то въ 1823 г. въ лјтнюю жаркую пору вблизи монастыря, гдј помещалась семинарія, загорјлся еврейсвій домъ, крытый соломою, какъ и другіе сосјдпіе съ нимъ дома. Пожарь сталь быстро распространяться, усилился вјтеръ, клочки горящей соломы переносились имъ далеко на другіе дома, между прочимъ стали падать и на монастырскую гонтовую кры шу, которая тоже быстро вспыхнула. Евреи, какъ это обыкновенно они дјлаютъ, не брались за тушеніе и своихъ домовъ, и только суе тились, бјгали и кричали „фаэръ, фаэръ"! Городскихъ средствъ противодјйствовать пожару въ Острогј тогда рјшительно никакихъ не