
* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
131 ДИДРО 132 главный сюжетъ вдругъ нагромождаются десятки ный типъ, и мастерской характеристикой главнаго другихъ, вводятся эпизоды съ новыми лицами и со- действующего лица, и образцом? необыкповеннобьшями. Но сила Д.—но въ систематически выдер- выразптельнаго разговорнаго слога, встречаемая?, жанномъ сюжете. Величайлие его предшествен кроме Д., у немногихъ французскихъ прозаиковъ, ники— Боккаччо, Рабле—могли бы позавидовать его переходящагоужевъ областьдраматпческаго творче уменью немногими штрихами характеризовать лю ства, осуществллющаго те требовашя естественности, дей, осветить картину такъ, что она глубоко вре которыхъ Д. не удалось выполнить въ его больших* зывается въ память, и затемъ безпочно перейти къ драмахъ. Его герой—лицо собирательное. Въ него другому, столь же волшебному воспроизведена вошли черты, взятыя у автора несколькихъ паскви жизни. «Жакъ»—несложная, юмористически пере лей на лучшпХъ людей тогдашней Франщи, Паданная HCTopin странств!й двухъ пр1ятелей, госпо лиссо. Не менее реальная, но гораздо более безо дина и слуги, одинаково вспыльчивыхъ, упрямыхъ, бидная личность—племлнникъ некогда знаменитаго добродушныхъ, падкихъ на сердечныл приключения, композитора Рамо — также могла бы предъявить какъ-будто по добровольному соглашонш поделнв- своп права на значешо прототипа и даже ссудила шпхъ между собою роли хозяина и прислужника, герою диалога свое имя. Но Д. хотелось вообще а въ сущности просто равноправныхъ друзей. Они изобразить то развитое и поддержанное старымъ кочуютъ безъ цели, но пропуская ничего, что даетъ порядкомъ раболепное, продажное и безстыдное имъ жизнь, руководятся фаталиэмомъ и не безъ лизоблюдство, которое втайне и на яву распина смеха ожндаютъ, к а т я случайности пошлотъ имъ лось въ нападкахъ на прогрессъ и его двигателей, судьба. Для попимашя характера Д. неоценимо пзо- съ кровожадностью диких* зверей рвало на клочья бражеше старшато изъ путниковъ, котораго авторъ репутацпо честных* людей и друзей народа, нагло наделилъ всеми своими свойствами, испытывая по пробиралось к* обогащению всеми неправдами п требность въ подобной исповеди передъ собой и чи- вёрпло въ конечное свое торжество надъбеэпокойтателемъ. Не меньше значешя имеютъ эпизодиче ными просветителями. Племяннпкъ Рамо поэтому ские разсказы, влагаемые въ уста то друзей, то хо не только воплотнлъ все свойства французскаго зяйки деревенской гостиницы, где они останови наглаго обскуранта XY1II в., но остается обще лись, въ особенности «Истор1Я г-жи де-ла Пом- человеческим*, всюду понятным* типом*. И отврамерэ>—повесть о лютой мести покинутой и отжив щешс, и жалость къ способному, но безнадежно шей светской женщины ея последнему поклон павшему человеку возбудила въ авторе беседа съ нику, котораго она, принявъ личину покаявшейся этимъ негодяемъ,—а тотъ н не думаетъ испра грешницы, знакомить съ молодой девушкой будто бы вляться, ни въ чемъ не раскаивается и еще не изъ честной, старой дворянской семьи, и, добившись знает*, кто изъ нпхъ двухъ, по пословице, будет* того, что онъ по любви женится на ней, съ злорад смеяться после дни мъ. Гёте справедливо видел* ма ством* открывает* ему двусмысленное ея прошлое. стерство Д. въ томъ, что «его Рамо и отталкивает* Глубокий драматизмъ разскаэа (поражающей после насъ, и вместе съ темъ заинтересовывает* своей ряда юмористическихъ сцонокъ) и мастерство ха нравственной низостью». Это—лицо почти трагиче рактеристики сделали эту вставную повесть заме ское. Действуя въ обществе, где подобный лич чательным* образцом* психологическаго француз- ности могли иметь значеше, где клеветамп и скаго романа. Чувствительная развязка (маркиз*, доносами они навлекали гонешл па «Энцикло тронутый горем* ни въ чемъ неповинной жены, педию», и на двигателей культуры, Д. естественно по неволе бывшей свидетельницею ремесла ея ма переносился мыслью къ иному общественному тери, и убеднвгшпся въ ея любви, прощает* её и строю, основанному на личной и общественной увозить съ собой) является естественною и даетъ свободе, на независимости мысли. Въ его соудовлетворение возмущенному чувству читателя. Та ображешлхъ объ этомъ лучшемъ строе есть и ося кое же сочеташе чувствительности съ житейской зательные, практически обоснованные планы и правдой въ повести «La religieuse» не помешало, советы, есть и грезы; такъ, подъ вл1лшемъ прикра а, быть-можетъ, еще содействовало успеху ея, про шен наго путешественникомъ Бугэнвиллемъ описашя державшемуся до новейшаго времени, когда въ борьбе нравственной чистоты и свободныхъ, естоственныхъ противъ клерикализма во Франки перепочатка отнотешй у жителей о-ва Таити, онъ въ своемъ «Монахини» явилась однимъ иэъ сильно де Йств у то«Supplemont au voyage de Bougainville* чуть не щи хъ оруд1 й пропаганды, вскрывая фарисейство, готовь былъ идеализировать первобытную простоту насил1я надъ личностью и мракъ, господствующ^ жизни и желать возврата ел лучшихъ сторонъ, не въ женских* католических* монастырях*. «Пле разрывая, однако, ради этого—подобно Руссо—съ мянник* Рамо» превосходить все остальныл произ цивилизапдею. Въ «Разговоре отца съ детьми» он* ведешя Д., какъ повествователя, въ зрелый першдъ влагает* въ уста собеседникамъ (онъ самъ съ бра его деятельности. Съ виду это—просто набросокъ том* и стар it къ, отецъ ихъ) мысли о разумной по съ натуры, отпечатокъ одной иэъ случайныхъ становке вопроса о браке, о необходимости пере встречъ Д.» во время его блуждав] й по Парижу: смотра законовъ въ духе гуманности, о свободе онъ любплъ бродить по Пале-Роялю, заходить въ личности. Въ «Разговоре Д. и Д'Аламбера» и въ cafe de la Regence и присаживаться къ шахмат- «Сне Д'Аламбера» предчувствия великаго перонымъ игрокамъ. Въ одно из* такихъ посещен!й къ ворота въ поэнаши природы , связаны съ грезами о нему подошел* давно знакомый ему и невольно грядущемъ переустройстве жизни человечества на интересовавшей ого по оригинальной «смеси остро- основе свободы. Наконец*, Д. воспел* свободу в* ум!я и беэстыдства, высокомер!я и низости, здра- стихотвор. «Les eleutb6romanes». Он* понимал*, ваго смысла и безразсудства», искатель приклю что опережает* векъ свой и смотрит* въ даль бу чений, вечно рыскавппй по Парижу и всюду дущаго. Зная, что современникам* не понять его умевппй втереться. Между ними завязывается бе стремлешй, онъ доверчиво ожидалъ приэнашя ихъ седа, и противоположность убеждешй, сочувствШ п отъ поэднъйшаго потомства. Въ примечательной надеждъ философа и паразита ярко обрисовы переписке съ скульптором* Фальконетомъ, посвя вается. Таково несложное содержаше д1алога,—а щенной этому вопросу, онъ защищает* преиму между темъ онъ является и глубоко верной карти щества посмертной славы передъ причудливой и ной общсственныхъ условМ, породившихъ подоб изменчивой известностью, балующей иногда че-