* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

379 ГЕТЕ 380 странника, попирающаго священную почву вечнаго города, и картины южной природы съ воспЪвашемъ чисто-земной красоты той простушки-плебейки съ большими черными глазами и. пышными губами, Христланы Вульшусъ, которая отныне стала преем­ ницей г-жи Штейнъ, впоследствии женой поэта. Такъ Анакреонтъ или Овид1Й воспевали богинь своего сердца. Какъ въ поэзш Пушкина, такъ it въ творчестве Г. поворотъ къ объективности не былъ понять массой, и даже въ развитыхъ кружкахъ вызивалъ недоумёше. И въ Риме, среди немецкихъ художннковъ, и въ Веймаре, нъ кругу привычныхъ и сочувствующихъ слуша­ телей, ч т е т е «Ифигенш», облеченной, несмотря на связи трагед1я лъ личностью и судьбой поэта, нъ изящный классичесшЙ нарядъ, не вызвало, къ удивленш Г., никакихъ симпаий. Не такое было время, чтобъ отъ жпвой современности уходить нъ глубь вековъ и наслаждаться чистымъ искусствомъ. Уже вспыхнула французская революция, вначале встреченная въ Гермаши съ большимъ сочувстаемъ даже такими отчужденными отъ Mipa мыслителями, какъ Кантъ; затемъ встревоженная европейская коалищи двинула свои полки противъ Франщи; нъ немецкомъ обществе поднималось патрштическос д в и ж е т е , выразившееся въ литературе романтнзмомъ. Г. отнесся сурово къ французскимъ собыпямъ, сопровождалъ apMiio во время похода (опи­ сан наго имъ въ «Campagne i n F r a n k r e i c h » ) , на­ писалъ несколько сатирическихъ пьесъ противъ республпканцевъ («Der BUrgergenerab, «Die Aufgeregten»), во многомъ уступающнхъ прелестпимъ шалостямъ его прежняго першда въ роде дiaлoгa «Боги, герои и Виландъ»,—и среди усили­ в а в ш а я с я увлечения немецкой стариной, какъбудто демонстративно воэделывалъ древне-класспческил формы. Когда Шпллеръ, п р и г л а ш е н а кото­ раго въ ieHCKifi унив. Г. содействовал^ после не­ продолжительной размолвки, вызванной строгою реценз1ею «Эгмонта», снова сблизился съ Г. (поводомъ было издаше журнала «Die Ногеп», въ кото­ ромъ Шиллеръ хотелъ собрать весь цветъ тогдашней словесности), младипй и въ последнее время попу­ лярнейший нзъ обоихъ поэтовъ, раэстававипйся уже съ страстными порывами юной фантазии длл научныхъ заняий, пошелъ вследъ за велнкимъ собра­ те мъ по пути «антикпзировашл» и, пополнивъ свои скудныя сведении о древности, влiялъ на Г. своимъ сорсвновашемъ. Даже на возделываемую обоими друзьями средневековую форму баллады или на иересказъ Г. романа о «Лисе» («Reineke Fuchs») наложенъ былъ классичесшЙ отпечатокъ, а реаль­ ному изображению нёмецкаго захолустья п незатейлнвыхъ мещанскихъ нравовъ, служащему рамкой для истории любви молодого горожанина и бездом­ ной девушки-эмигрантки въ гетевскоп поэме «Гер­ манъ ц Доротея» придана была внёшность идиллии, которую Шиллеръ провоэгласилъ высшимъ родомъ поэзии. Ученая исритика, въ лице В. Гумбольдта, поставила тогда эту поэму, по свежести и непо­ средственности, на ряду съ Гомеромъ и Аристофаномъ. Единомысл1е Г. и Шиллера добыто было обменомъ взглядовъ по вопросамъ искусства, въ особенности сбереженнымъ для насъ въ переписке. Г. ставилъ другу на видъ отсутств1е реализма въ его творчестве; въ свою очередь, Шиллеръ наяодплъ, что Г. слишисомъ увлекается пантеизмомъ, пренебрегая иэучешемъ пснхологш и теорш пре­ к р а с н а я . Взаимный уступки привели къ единодуппю,*и надъ немецкою no93ieio установилось ори­ гинальное д в о е ц а р с ш е , наглядно выраженное знамснитымъ скульпторомъ Ритчелемъ въ известной воймарсю>й группе. Сила этой диктатуры способна была даже избаловать владыкъ словесности. Когда, съ высоты своихъ пьедссталовъ, они задумали сде­ лать генеральный смотръ современныхъ писателей и для этого, тоже въ античной форме сатириче­ скихъ двустиший, выпустили 414 « К с о н 1 Й > (въ 1899 г. найдено въ бумагахъ Г, еще 100), нъ кото­ рыхъ свойства даровашя и недостатки каждаго автора метко характеризовались несколькими! сло­ вами, большею частью не въ пользу ого, гулъ ро­ пота пошелъ по всей литературе, завязалась раз­ драженная полемика. Н а п а д е н ш рукоплескали только романтики. Г., и въ этомъ случае подпавишй BJHHшю Шиллера, считалъ впоследствии издаше « К с е Hitt* ложнымъ шагомъ. Но и въ этотъ першдъ, про­ д о л ж а в ш а я до смерти Шиллера, Г., исъ счастью, не отрекся отъ дорогихъ ему эамысловъ ранней молодости. Даже въ Италии писались повыл сцены «Фауста» (кухня ведьмы), а въ 1790 г., въ T I I т. собрания сочинешй Г., появилось все къ тому вре­ мени обработанное изъ первой части трагедш (вто­ рая редакция ел). Въ заглавии обозначено, что это отрьивокъ («Faust. E i n Fragment*) большого це­ л а я ; позднейшая последовательность сценъ здесь еще не установлена, есть недомолвки и существен­ ные пропуски (нети, сцены Фауста за ииереводомъ Библш, перваго появления Мефистофеля, договора съ нимъ; нетъ, конечно, н двухъ пррлоговъ и т. д.). Четыре года спустя напечатаны были «Ученичссино годы Вил. Мейстера». Подъ перомъ гениальная поэта легенда о шарлатане-чернокнижнике X V I в., Фаусте, испытавшая народную сценическую пере­ делку, у Марло переродившаяся уже въ скаэаше о судьбё ученаго вольнодумца, а у Лессинга осво­ божденная отъ демоническая элемента и сведенная на почву повседпевныхъ искушешй и соблазноиъ ч е с т н а я человека, получала глубоиий смыслъ и MipoBoe значеше. Все пережитое и передуманное самимъ поэтомъ, титаничесше порывы молодости, отвага мысли, пытавшейся овладеть таинственными законами бытия, недовольство наукой и жизнью, увлечение пантеизмомъ, жажда славы и счастья, не­ способность оцепить блаженныя минуты, когда счастье было возможно,—все это вошло въ старое предаше, преобразило Фауста въ исисателя истины и борца за свободу и могущество человеческаго духа, подняло значение Мефистофеля, каисъ носи­ теля отрнцашя н сомнешй, томившнхъ самого поэта, придало неподдельную правдивость чертамъ Маргариты, Вагнера, и, хотя обставленпое пре­ восходной реставрацией) старины, навеки останется поэтическою исповедью Г. Но и фрагмента 1790 г., и первая часть трагедш, полнившаяся вполне въ 1808 г., но сказали п о с л е д н я я слова, по довели «Фауста» до той минуты, когда онъ скажетъ вре­ мени: ты такъ чудно хорошо, остановис»!. Разгадку внушила лишь преислонпая старость поэта, занятая работами надъ второю частью «Фауста». С т а р о с т ь пора собирания воспомннашй, и Г. отдалъ дань этой распространенной привычке, искусно соеди­ нить, въ примечательной автобшграфш: «Пзъ моей жизни», дёйствительно пережитое съ пригрезив­ шимся и если не прямо сочпненнымъ, то гармони­ чески истолкованнымъ; оттуда второе, наиболее знаменитое назваше стой книги—«Правда и вымыселъ». Старость таисже время тихаго кабинетнаго труда,—и Г. пересмотрелъ и развилъ тогда своп естественно-научныя работы, обнародовалъ своп наблюдешя надъ «метаморфозой растений» и свою « F a r b e n l e h r e » , беконочно расширялъ свою эрудищю, развивъ, Hfiup., изучение восточной поэзш (рсI зультатомъ явился сборншеъ подражашй арабскимъ