* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

879 Бъдинсктй 880 нравственности отъ вопроса объ искусств* такъ же невозможно, какъ разложить огонь на свътъ, теп­ лоту и силу гор*шя>. И Б. окончательно формули­ руете свои постоянный мысли въ слъдующихъ словахъ: «Что художественно, то уже и нравственно; что но художественно, то можетъ быть ве безнрав­ ственно, но не можетъ быть нравственно. Всл-ЬдcTBio этого вопросъ о нравственности поэтическаго произведешя долженъ быть вопросомъ вторымъ и вытекать изъ ответа на вопросъ, действительно ли произведете художественно». Эти старыя мысли Б. строятся имъ теперь на основ* гегельянства и по­ лучаютъ твердую точку опоры въ поняты объекти­ визма художественнаго творчества. Художественное произведете должно быть объективнымъ, лишеннымъ элемента случайности и разумно-необходимымъ; съ вв*шней стороны прекрасное содержате должно вкладываться въ прекрасный формы, при чемъ форма—это красота, а содержате красоты— добро и истина. Нпкашл общественный тенденцы не допустимы въ истпнно-художественномъ про­ изведены. Этой точкой зр*шл объясняется и отно­ шеше Б . къ комеды Грибоедова: «Горе отъ ума». Непримиримое отношеше этой комеды къ окружаю­ щей действительности не могло, конечно, но заста­ вить Б. отнестись къ ней совершенно отрицательно, т*мъ более,.что статья объ этой комеды написана Б. въ перыдъ напвысшаго своего «прнмпрешл съ действительностью» и наиболее воинствепнаго ге­ гельянства. Разбирая комедш Грибоедова, Б. стре­ мился показать тенденщозность ея, отсутсше еди­ ной идеи въ этомъ произведены, отсутсше цель­ ности, а, следовательно, и нехудожественность этой комеды. Это произведете ве художественное, ибо «художественное произведете есть само себе цель и вне себя не имеетъ цели», а Грибоедовъ— «лево нмелъ ввешнюю цель—осмеять современное общество, которое всегда правее и выше частнаго человека». Вотъ почему Б. направляетъ своп удары и на эту комедш вообще, и на фигуру Чацкаго въ частности. Чацклй, который борется за свою лич­ ность, для Б. ость только «комическая фигура», «полуумный», «мальчикъ на палочке верхомъ». Есть основаше предполагать, что В., говоря о Чацкомъ, метилъ въ Бакунина, съ которымъ въ то время былъ уже въ очень натлнутыхъ отношешлхъ. « Ч а й т е всегда будутъ смешны для меня,—восклицалъ Б. въ письме къ Бакунину отъ начала 1840 г.,— и л буду нхъ делать смешными для многнхъ, не заботясь, что мой пр1ятель примотъ этн нападки за личность и оскорбится ими». Б. вскоре отказался отъ этихъ своихъ мыслей, по, темъ пе менее, оши­ бочное поннмаше имъ «Горя отъ ума» одно время стало общепризнаннымъ и попало даже въ учеб­ ники словесности, хотя самъ Б. уже черезъ не­ сколько месяцевъ заговорнлъ въ совершенно пномъ топе о «Горе отъ ума», называя его «благооднейшпмъ создашемъ гешальнейтаго человека», та новая перемена во взглядахъ Б . совершилась сразу, какнмъ-то взрывомъ, въ 1841 г. Уже npiехавъ въ Петербургъ въ ковцЬ 1839 г., В. былъ въ состолны тлжелаго душевнаго кризиса. Въ душе Б. происходила тяжелая борьба. Онъ старался убе­ ждать себя въ истинности своей радостной гегельян­ ской точки зрен1я и писалъ свои восторженный статьи въ то самое время, когда сталъ видеть въ окружающей его жизни уже не разумвую действи­ тельность, а действительность «гнуспую», какъ онъ сталъ теперь называть ее. Одно время онъ стоялъ въ ужасе передъ открывавшейся передъ ней исти­ ной, а истина же эта состояла въ томъ, что та раз­ умность Mipa, въ которую верилъ Б., вместе съ кружкомъ своихъ друзей, является миеомъ, сказкой, что длл человека м1ръ является объектнвно-безсмысленнымъ или, по крайней м*ре, неосмысленнымъ. Такимъ образомъ Б. вернулся къ той точке зрешя героя своей юношеской драмы, Дмптр1я Ка­ линина, съ которой онъ сражался такъ много летъ. Помещая въ 1839—40 гг. рядъ блестящихъ статей, эащпщающихъ «разумную действительность», Б. делалъ для себя последнюю попытку отстоять во­ обще объективную осмысленность Mipa. Но это ему не удалось; ому не удалось заглушить въ себе тотъ скептпчосшй голосъ, который говорилъ ему о мучешяхъ человеческой личности, хотя бы весь м]ръ и былъ разуменъ. Вотъ отчего происходптъ то противореч1е, которое имеется между статьями и пись­ мами В. 1840 г. Въ статьяхъ своихъ опъ восхваляетъ действительность, а въ письмахъ говорить о полной потере своей веры въ вее. «Жизнь—ло­ вушка, а мы мыши; инымъ удается сорвать при­ манку и выйти изъ западни, но большая часть гибнеть въ вей, а приманку разве понюхаютъ; глупая комед1я, чортъ возьми»... Въ середине 1840 г. Б . получилъ извеспе о смерти Станкевича, и извеспе это было последней каплей, переполнившей чашу. Б. поднялъ теперь знамя воз стан in противъ былой своей «утешительной философы», протпвъ всякихъ абсолютныхъ философскихъ системъ, противъ об­ щаго. «Я не понимаю,—говорить Б. въ одномъ изъ писемъ 1840 г.,—къ чему все на свете и зачемъ: ведь все мы помремъ и с ш е м ъ ; для чего же лю­ бить, верить, надеяться, страдать, томиться, стре­ миться, страшиться; умираютъ люди, умираютъ на­ роды, умретъ и планета наша, Шекспнръ и Гегель будутъ ничто»... И такое настроешс, такое Mipoвоэзреше абсолютнаго нигилизма глубоко захва­ тило Б.; все его письма 1840—41 гг. говорить все объ одномъ и томъ же. Въ статьяхъ своихъ онъ не решался высказывать своего отчалшя, и, главпымъ образомъ, потому, что *сю эту свою мучительную «рефлекеш» Б. считалъ только переходомъ къ не­ которому еще неизвестному ему «высшему состоя­ н ш духа». Потому и въ статьяхъ своихъ 1840— 41 гг. Б . продолжалъ исключительно проповедывать то, во что теперь онъ уже не вернлъ, но на что онъ надеялся верить въ будущемъ. Во всякомъ случа*, Б. резко отказался отъ своей прежней точки зрёшя и отъ техъ мыслей, которыя онъ проводилъ въ указанныхъ выше статьяхъ 1839—40 гг. Черезъ годъ после статьи «О Бородинской годовщине» и «Очерковъ Бородинскаго сражешя» Б., по его собственнымъ словамъ, не могъ вспомнить о ннхъ, «не задыхаясь отъ негодовашя». Понимая историче­ скую необходимость всехъ сощальныхъ лвлешй, въ томъ числе и самодержав1я, и крепост­ ного права, Б. понялъ теперь, что одинаковое основаше имеетъ п «идея отрицашя»—отрицашя крепостного права, отрицашя самодержавы. «Нашъ китаЙско-впзантШсшЙ монархиэмъ до Петра Велн­ каго—пнсалъ Б. Боткину 11 декабря 1840 г.— имелъ свое значеше, свою пользу, поэзш, словомъ, свою и с т о р и ч е с к у ю з а к о н н о с т ь ; но нзъ этого беднаго и частнаго историческая момента сделать абсолютное право и применять его къ на­ шему времени—фай! —неужели л говорю это?...» Такъ же отказался Б. и отъ взглядовъ, высказанныхъ имъ въ статье о Менцеле. «Художественная точка зренш довела меня до последней крайности, до не­ лепости»—писалъ Б. тому жо Боткину 30 декабря 1840 г. Б . увиделъ ошибочность своего основного эстетическая принципа, по которому нетъ прекрасныхъ формъ безъ прекрасная содержашя, и наоборотъ: «Глупъ л былъ съ моею художествен-