* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

933 Бдльмонтъ 934 Нерономъ; ему—правда, съ примесью своеобразной гуманности—«дорого» всякое уродство, въ томъ числе «чума, проказа, тьма, убийство и беды, Гоморра-п Содомь»; онъ любить красный цвете, по­ тому что это цв^тъ крови, онъ не только гордится темъ, что его предокъ былъ «честным*, палачемь», онъ самъ мечтаетъ быть палачемь:—«мой разумъ чувствуете, что мне, при виде крови, весь миръ откроется, и все въ немъ будетъ внове, смеются люди мне, пронзенные мечемъ—ты слышишь, предокъ мой. Я буду палачемь». Эти «страсти и ужасти» по­ лучаютъ общую формулировку въ восклицашяхъ «уставшаго отъ нежныхъ словъ» поэта: «я хочу горящпхъ здашй, я хочу кричащихъ бурь»; «я хочу кинжальныхъ словъ, и предсмертныхъ восклицашй». Въ сфере обуревающихъ. его «тигровыхъ страстей» поэтъ не только стихийно не знаетъ удержу, но и сознательно знать не хочетъ: «хочу быть дерзкимъ, хочу быть смелымъ». И онъ имеетъ право быть дерзкимъ, потому что въ зна­ чительной степени воплотилъ въ себе ндеалъ «сверх­ человека» или, вернее, «сверхпоэта». Обыкновенные поэты, даже самые впечатлительные и пламенные, всегда разсказываютъ, какъ они влюблялись въ разныхъ дамъ. У Б . же, совершенно наоборотъ, всегда сообщается, какъ все женщины въ него влюбляются, блаженно ему шепчутъ: «это ты, это ты», «ахъ, какъ сладко съ тобой». Н е оне его, а онъ ихъ «обжигаетъ» поцелуемъ несказанным*. И поэтъ до такой степени привык* делать счаст­ ливыми десятки своихъ возлюбленныхъ, что онъ такъ уде прямо и говорить: «мой сладшй поцелуй». Обаятельность его совершенно неотразима: «я весь весна, когда пою, я светлый богъ, когда целую». Еще более замечателенъ онъ какъ поэтъ: «Кто равенъ мне въ моей певучей силе», задается онъ вопросомъ—и тотчасъ же отвечаетъ: «никто, никто». I I это говорится не только въ стихахъ, но и въ трезвой прозе. Въ предисловш къ «Горящимъ Зда­ ниям*» Б . вполне спокойно, точно не о немъ и речь, заявляетъ: «Въ предшествующихъ. своихъ книгахъ я показалъ, что можетъ сделать съ русскимъ,стпхомъ поэтъ, любяшдй музыку. Въ нихъ есть ритмы и перезвоны благозвучШ, найденные впервые. Но это недостаточно. Это только часть творчества. Пусть же возникнетъ новое. Въ воздухе есть скрытыя течения, которыя пересоздаютъ душу. Если мои друзья утомились смотреть на белый облака, бегушдя въ голубыхъ пространствах*, если мои враги устали слушать звуки струнньихъ инстру­ ментовъ, пусть и те, и друпе увидять теперь, умею ли я ковать железо и закаливать сталь». Эта мания велич1я доходить до своего апогея въ получившемъ своеобразную знаменитость самоопреде­ лений В.: «Я—изысканность русской медлительной речи, предо мною друпе поэты—предтечи, я впер­ вые открылъ въ этой речи уклоны, перепевные, гневные, нежные звоны. Я — внезапный иэломъ, я—играюшдй гром*, я^-прозрачный ручей, я—для всехъ и ничей. Переплескъ многоценный, разорванно-слитный, самоцветные камни земли само­ бытной, переклички лесныя зеленаго мая, все пойму, все возьму, у другихъ отнимая. Вечно юный, какъ сонъ, сильный темъ, что влюблен* и въ себя и въ другихъ, я—изысканный стихъ». Какъ ни забавна эта самовлюбленность В., однако, въ его самоопределешях* есть и много вернаго, много такого, что действительно составляетъ основный черты его да­ ровашя. Стоитъ только отбросить дешевое сатанин­ ство его, подрумяненную оперную страстность и желашо напугать эффектною порочностью, чтобы признать въ Б . поэта съ блестящим* запасом*, при­ родных* средствъ. Можно, конечно, только съ улыб­ кою отнестись къ заявленш, что все руссше поэты, въ томъ числе, значить, Пушкин* и Лермонтов*, лишь «предтечи» великаго Б., хотя нужно отметить, что въ этомъ своемъ мненш о себе Б . не одинокъ: почти такое же мнеше (напр., въ отношеши совершенства стиха Б.) печатно высказывает* вся московская группа по­ этов*-символистов*— Брюсов*. Андрей Белый, И н нокентай Анненсшй и др. Но, несомненно, из* поэтовъ, выступивших* за последшя 30—40 легъ на смену плеяды поэтовъ 40-хъ годовъ, никто не мо­ жетъ сравниться съ Б . но стихийной поэтической силё. Въ проявлениях* этой силы первое место занимаетъ признаваемая даже злейшими врагами Б . замеча­ тельная музыкальность и легкость стиха его.. Раз­ нообразий и богатство метровъ, подборъ и разстановка словъ, звукоподражашя, вообще виртуозность стиха Б.—первостепенная. Столь же замечателенъ Б. какъ колорист*, гармонически-серый и мрачный тамъ, где онъ отражаете свою тоску, лршй и огнен­ ный тамъ, ГД-Б требуется отразить подъемъ духа. Общий строй своей виртуозности Б . самъ пре­ восходно охарактеризовал^ усмотревъ въ себе вопло­ щение и з ы с к а н н о с т и русскаго стиха. Основ­ ныя качества русскаго стиха у «предтечъ» Б.— простота и сила. Но и изысканность, .. парад­ ность, нарядность тоже есть стиль, имеющий право на существование въ искусстве. Красота изыскан­ ности условна, но это все-таки красота. Въ живо­ писи есть особая, большая и важная область живо­ писи декоративной, привлекающей первостепенныя художественный сплы. Б. создалъ декоративную русскую поэзию. Одинъ ИЗЪ пламенныхъ поклон­ ников* поэз1и Б., Андрей Белый, сравнил* ее съ волшебнымъ гротомъ, где поэтъ, «года соби­ равший все брызги солнца, устроилъ праздникъ изъ ракета и римскихъ свечей». Въ этомъ гроте, где все блещете перламутромъ и рубинами, поэтъ «возлег* въ золотой корон*», «ударял* въ лаэурнозвонше колокольчики», и т. д. Отбросивъ вычуры этой аналогии, ее можно признать правильнымъ определешемъ внешне-яркой поэзш Б . Руссшй чи­ татель, ценяшдй не столько внешнюю, сколько вну­ треннюю красоту, долго въ этомъ волшебномъ гроте оставаться не станете: поахаете, поахаете—да и надоесть ему созерцать фейерверк* и слушать не­ определенный звонъ колокольчиков*. Но въ те не мно­ п я минуты, пока остаешься безъ утомлешл въ кра­ сивом*, сверкающем* огнями, гроте, все въ нем* нежите глазъ и ласкаете ухо.—Въ последшй 7-8 лёта, однако, поэтическая сила почта покинула Б . Сбор­ ники, вышедгше после 1904 г., въ томъ числе рево­ люционный «Песни мстителя», ничемъ, кроме скуч­ ной приподнятости, не отмечены и потому очень утомительны. Осталась прежняя чрезмерная экстра­ вагантность формы, но безъ прежней реальной экстравагантности переживашя. Въ Б . прежде увле­ кало что-то сродное тому «священному безумию», которое въ древности считалось отличительнымъ свойствомъ поэта. Чуждо, но сильно, чуждо, но кра­ сиво, чуждо, во ярко—вотъ что прежде «заражало» въ Б . А теперь въ вялыхъ, безконечно длинныхъ пересказахъ всякихъ «зовов* древности» подчас* есть прямо элементы графомании. : Столь благодарный для вышучивашя стихотворешй В. создали цёлую литературу пароддй и фельетонных* заметок*.—Ср. В е н г е р о в ъ , «Критико-б1ографнчесшй словарь», т. V I (автоб1ография); е г о ж е , «Источники Словаря русскихъ писателей», т. I ; «Кнпга орусскихъпоэтахъ»,подъредакщейМ. Гофмана(СПБ., 1909); Н. И. К о р о б к а , «Очетжи литературных* настроений» (СПБ., 1903); В а л . Б р ю с о в ъ , въ «Mipi