* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
795 АНДРЕЕВСКДЙ 796 гаись одпнмъ стнхотворсшемъ Мюссо, которое ему захотелось передать въ русскомъ переводе. До тЪхъ поръ онъ по иапнеалъ пн одпого стиха. Это объ ясняется темъ, что пора юности поэта, по его автобшграфпческому залвлсшю, совпала «съ разгаромъ Ппсаревскаго вл1лшя», которое его «на долго отбросило отъ прежнпхъ лнтературныхъ кумнровъ». Начавъ съ переводовъ, А. вскоре перошелъ къ оригпнальнымъ стихотворешлмъ, которыя помещалъ по преимуществу въ «Въхтпике Европы». Въ 1886 г. оиъ издалъ сборникъ своихъ стнховъ, въ составъ котораго входятъ 3 поэмы («На утре дней», «Мракъ», «Обрученные») п, наряду съ ори гинальными стнхотворешлмп, рядъ переводовъ иэъ Мюссе, Бодлера, Эдгара По и др. Отъ идей недавпяго поклонника Писарева въ этомъ сборнике пётъ уже нн малейшаго следа. Эппграфъ его взлтъ пзъ Эдгара По: «Красота—единственно-законная область поэз!п; мeлauxoлiя—наиболее законное пзъ поэтпчеекпхъ настросшй». Весь сборникъ есть строгое воплощешо этого девиза. Въ немъ нетъ пи одного стихо творешя съ общественною подкладкою; поэтъ прямо сознается, что общественные нпстппкты въ немъ замерли: «въ моей груди, больной п грешной, о злобъ дня заботы нетъ». Поэтъ съ горечью отно сится къ своимъ прежипмъ воззрешлмъ, въ кото рыхъ нс впдитъ ничего зпждущаго. Но повое настроеше не дало ему бодрости. Усталость красною питью проходитъ чрезъ все его пронзведешя, лнрнчесш'л по преимуществу. Прсждсвременнымъ старчествомъ душевнымъ проникнуть целый рядъ мелкнхъ стпхотворешй А., въ которыхъ описы вается, какъ онъ «окаменёлъ», какъ «съ грудью холодной» вспомннастъ о прошломъ, какъ его «дни старости бозцвЪтно серебрятся», какъ, «вялый п больной», онъ вступплъ «въ туманы осепп дождли вой» н т. н. Усталостью же полна наиболее выдаю щаяся пьеса сборника; «Мракъ». Здесь поэтъ даетъ полную волю своему отчаянью: «Изъ долгнхъ, долгнхъ наблюдешй я выпесъ горестный урокъ, что петь завидныхъ пазначешй и нетъ заманчнвыхъ дорогъ. Въ душе—пустыня, въ сердце холодъ, и нынче скучпо, какъ вчера, п мысли давить мне хандра, тяжеловесная, какъ молоть». Чтобы найти выходъ нзъ душевнаго мрака, поэтъ обращается къ своему гошю, который вызывастъ рядъ картинъ когда-то пережитыхъ поэтомъ впечатлешй: «Тени туманный, звуки нелепые, образы прогалаго вечпо-прекраспые, вечно сокрытые мглой отдалешя, пстаньте пзъ мрака вълучахъ обновлешл! Встаньте безъ горечи, спётло-иарядпые, въ жнзпепномъ облике, сердцу понятные, душу воздвпгппте СИЛОЙ целебною, двигайтесь, образы, цепью волшеб ною!» Но ничего, кроме горечи, пе выносить поэтъ изъ этого смотра мертвецовъ, п попрежпему у пего «въ душе темно н скучно, п сердце къ прошлому беззвучно, а къ л;нзнн холодно, какъ сталь!» Ду шевная усталость поэта такъ велика, что и для переводовъ и переложешй опъ пзбпраетъ почти исключительно сюжеты, подходя1щ'е къ тоскливому нпстроошю его: «Довольно» Тургенева, наиболее про никнутый сплпномъ п безнадежною тоскою стпхотвоpenifl По п Бодлера, «Разбитую вазу» Сюлли, съ ея намеками на разбитое сердце и т. д. Такое отсутCTiiio душевной бодрости не могло служить псточннкомъ творческой продуктивности, п последтл 20летъ изящные, хотл п не чу;кдыс изысканности и деланHoii щеголеватости, стихи А. появляются въ печати крайне редко. Въ 1898 г. вышло^2-е пзд. его сбор ника (собраны въ отдельномъ издаши подъ заглав1емъ «Литературный Чтсшя», СПБ., 1891 г., 3-е нздаше; «Литературные Очерки», СПБ., 1902 г.). Почтп отка завшись отъ поэтической деятельности, А. съ конца 1880-хъ гг., хотя редко, ио всегда заметно н инте ресно, выступастъ съ небольшими, очень изящными п содержательными критическими этюдами и лите ратурными портретами. Сильною стороною этюдовъ А. является то, что они написапы не только с но поводу;;, какъ это часто бываетъ въ пашей критике, но дёйствнтсльпо задаются целью прелсде всего обрисовать духовный обликъ разбпрасмаго писателя. I I А. часто удается такал задача, когда идетъ о писателе, въ большей или меньшей мерё душевносозвучномъ крнтнку-поэту. Такъ, А. принадлежитъ честь о б р а т н а я водворешл на высокое место почти з а б ы т а я Баратынскаго, хотл прн этомъ крнтнкъ впадаетъ въ совершенно неправильную полемику противъ Велнискаго, якобы у м а л и в ш а я зпачеше Баратынскаго. Очень нптерсспы этюды о Тургеневе и Лермонтове. Серьезною заслугою въ свое время (1888) былъ этюд'ь о «Братьлхъ Карамаэовыхъ». Это одно нзъ первыхъ проявлешй того новаго поинматпя Достоевскаго, которое въ 1890-хъ годахъ сменило ирежпее, въ общемъ довольно элементар ное нстолковашс слолепейшаго творчества великаго патологическая гешл. Вполне остаться въ преде лахъ пспосрсдствсинаго нстолковашл разематрнваемаго писателя, одпако, не удается А. Слншкомъ для этого онъ полонъ враасды къ некогда увлекав шей его пнеаревщнне и вообще къ публицистиче с к и м ! стрсмлсшлмъ русской литературной мысли. I I сплошь да рядомъ нстолковаше А. принимает!, полемически-одностороннее направлеше. Гакъ, Тургеневъ для него только «задумчивый поэтъ земного существоиашл», и именно тому, что онъ, «поэтъ», А. прндаетъ основное значеше при оценке Тур генева, въ творчестве котораго, будто бы, «преобла дающая задача—искашс «красоты». Въ Лермонтове онъ виднтъ только « г о р д а я человека», огорченпаго своимъ божсстнспнымъ пронехождешемъ», который, разъ услыхавъ «звуки нсбесъ», уже не могъ иметь интереса къ «скучнымъ песнямъ землп». Поэтому онъ ечнтастъ «фальшью» всякое лсолашс связать Лермонтова съ услов1лмп его временп и даже въ «Думе» виднтъ «укоръ, который можпо впредь до окопчашя Mipa повторять всякому поколешю». При общей вражде критика ко всякаго рода «граждан ственности», онъ, естественно, долженъ относиться отрицательно къ Некрасову. И этюдъ о немъ такъ и начинается словами: «Спорный поэтъ». Затемъ, однако, крптпкъ категорически говорить п о «не обычайной даровитости» Некрасова и о томъ, что иоэзш его была «горячей и г р о з н о й проповедью», что онъ «является пстиннымъ поэтомъ въ техъ случаяхъ, когда излагастъ народный поэмы народ ным!, говоромъ», что даже въ сатпрахъ его есть стихи, которые «могутъ быть названы вечными» и «но художественной правде равны лучшимъ пуглкинскнмъ строкам!». И въ результате читатель приходить къ выводу, что Некрасов!», совершенно безспорпо, поэтъ очень большой. Всего менее удался А. Гаршинъ. Внешне онъ аналпзирустъ его* очень •верно, и с к е л с т ъ творчества автора « К р а с н а я цвета» намеченъ у него вполне правильно; по д у ш н с к о р б н а я страдальца критнкъ пе уловплъ. То жгучее стремлеше къ идеалу, въ которомъ ле жптъ тайна неотразимая обаяны повестей Гаргаипа, совсемъ не затронуло комментатора, съ его равнодунпемъ и порою даже враждою къ обще ственности. Онъ аналпзируетъ героичесшя стре млешя Гаршинскаго творчества съ темъ же спокойств1смъ, съ какпмъ разбнраетъ техническая детали Гаршинской манеры, и не удивительно, что и чи татель разбора доканчнваетъ статью безъ всякаго