
* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
743 АКСАКОВЪ 744- А. пытался поселиться въ деревне. Пять л'Ьтъ онъ ирожилъ съ родителями, по въ 1820 г. былъ выдт.ленъ, получивъ въ вотчину то самое Надеждино (Оренбургской губ.), которое некогда было поприщемъ злодействъ изображенная пмъ Куроедова, и, переехавъ на годъ въ Москву, зажилъ широко, открытымъ домомъ. Возобновились старыя литератур ныя связи, завязались новыя. А. вошелъ въ писа тельскую н литературную жизнь Москвы и напечаталъ свой переводъ десятой статнры Буало (Мо сква, 1821). Но открытая жизнь въ Москве была не по карману. Пробывъ годъ въ Москве, А. пере ехалъ, ради экономш, въ Оренбургскую губ. и нрожилъ въ деревне до осени 1826 г. Здесь А. написалъ напечатанное въ «Вестнике Европы» (1825 г., № 4, «Эпиграмма») совершенно незначитель ное четверостипие, направленное противъ какого-то «журнальнаго Донъ-Кихота»—быть-можетъ, Н. По левого—и идиллио «Рыбачье горе» («Московсшй Вестникъ», 1829 г., № 1)—какъ бы стихотворное предв а р е т е будущихъ «Заппсокъ объ уженьи рыбы», къ ложно-классической манере, но съ живыми коло ритными подробностями. Были за это время напе чатаны въ «Вестнике Европы» (1825) также две критнчесшя статьи А.: «О переводе «Федры» (Ло банова) и «Мысли и замечашя о театре и театральпомъ искусстве». Въ августе 1826 г. А. раэстался съ деревней—и навсегда. Наеэдомъ онъ бывалъ здесь, жииалъ подолгу въ подмосковной, но въ сущ ности до смерти оставался столичнымъ жителемъ. Въ Москве онъ встретился со своимъ старымъ покровителемъ Шишковымъ, теперь уже минпстромъ народнаго просвещения, и легко получилъ отъ него должность цензора. О цензорской деятельности А. говорятъ различно; есть указашя, достойныя веры н не вполне благопр1ятныл. Но въ общемъ онъ былъ ыягокъ; формализма не выносила его натура. Бли зость съ Погодинымъ расширила кругъ литературныхъ знакомыхъ. «Новыми и преданными друзьями» его стали IOpifi Венелинъ, профессора П. С. Щепкинъ, М. Г. Павлову потомъ Н. И. Надеждинъ. Об новились и театральный связи; частымъ гостемъ былъ М. С. Щепкинъ; бывали Мочаловъ и друпе. Въ 1832 г. А. прпшлось переменить службу; отъ долж ности цензора онъ былъ отставленъ за то, что пропустилъ въ журнале И. В. Киреевскаго «Европеецъ» статью «Девятнадцатый векъ». При связяхъ А. ему не трудно было пристроиться, и въ следующемъ году онъ получилъ место инспектора землемернаго училища, а затемъ, когда оно было преобразовано въ КонстантиновскШ межевой института, былъ назна ченъ первымъ его директоромъ и устроителемъ. Въ 1839 г. А., тгперь обеэпеченный болыпимъ состоя щему которое досталось ему после смерти отца, покинулъ слулсбу и, после некоторыхъ колебашй, уже не возвращался къ ней. Писалъ онъ за это время мало, и то, что онъ писалъ, очень незна чительно: рядъ театральныхъ рецензШ въ «Драматическихъ прибавленшхъ» къ «Московскому Вест нику» и въ «Галатее» (1828 — 1830) несколько небольшихъ статей. Его переводъ мольеровскаго * Скупого» шелъ на московскомъ театре въ бенефисъ Щепкина. Въ 1830 г. напечатанъ въ «Московскомъ Вестнике» (безъ подписи) его разсказъ: «Рекомендащя министра». Наконецъ, въ 1834 г. въ альма нахе «Денница» появился, также безъ подписи, его очеркъ «Буранъ». Это—первое произведете, говоря щее о настоящемъ А. «Буранъ»—первый вест никъ о томъ, что создавалась надлежащая среда, что впечатлительный А. поддавался новымъ вл\яшямъ, более высокимъ, болёе плодотворнымъ. Не сверху, отъ литературныхъ знаменитостей, не извне шли они, ио снизу, отъ молодежи, изнутри, изъ недръ аксаковской семьи. Подростали сыновья А., мало похож1е на него по темпераменту, по умственному складу, по жажд/b знашй, по влечение къ обще ственному воздействпо, по идейнымъ интересамъ. Дружба съ сыновьями, несомненно, имела значен1е въ развитш литературной личности А. Впервые кон сервативная не только по идеямъ, а, главнымъ обра зомъ, по общему складу мысль зрълаго А. встре тилась съ кипешемъ молодыхъ умовъ; впервые виделъ онъ передъ собой то творчество жизни, ту борьбу за мфовозэрете, съ которой не познакомила его ни догматы Карташевскаго, ни университетски впечатлешя, ни поучешя Шишкова, ни водевплк Писарева. Конечно, переродиться отъ этого не могъ сорокалетшй человъкъ, установившейся и по натуре не ищупцй; но речь идетъ только о томъ влшнш, которое доллена была произвести на А. близкая его сыну пылкая молодежь, съ ел высокими умствен ными запросами, съ ея чрезвычайной серьезностью, съ ея новыми литературными вкусами. Характернейшимъ пролвлешемъ этихъ вкусовъ было отноше ше новаго поколешя къ Гоголю. А. былъ наблюдателенъ н въ ранней молодости, но писалъ все время ничтожнейппе стишки и статейки, потому что не только въ творешяхъ «высокаго стиля», въ направленш Державина, Озерова, Шишкова, но въ более реальной, сентиментальной повести Карам зина тонкая наблюдательность и трезвая правди вость А. не могли найти примененш. Онъ родился несколько раньше времени. Его дароваше было со здано для новыхъ формъ литературнаго творчества, но не въ его силахъ было создать эти формы. И когда онъ пхъ нашелъ—быть-можетъ, не только у Гоголл, но и въ «Капитанской дочке» и «Повестяхъ Белкина»,—онъ сумелъ воспользоваться темъ богатствомъ выралсешя, которое оне предоставляли его природной наблюдательности. Не человекъ А. переродился, а въ немъ родился писатель. Это было въ половине тридцатыхъ годовъ, и съ техъ поръ творчество А. развивалось плавно и плодотворно. Вследъ за «Бураномъ» начата была «Семейная хро ника». Уже въ эти годы известная популярность окружала А. Имя его пользовалось авторитетомъ. Академ1л наукъ избирала его не разъ рецензентомъ при присуждешлхъ наградъ. Онъ считался мужемъ совета и разума; живость его ума, поддерживаемая близостью съ молодежью, давала ему возможность двигаться впередъ если не въ общественно-политическомъ или морально-релипозномъмтовоззрети, основамъ котораго, усвоеннымъ въ детстве, ОЕЪ всегда оставался верену то въ конкретныхъ пролвлешяхъ этихъ общихъ началъ. Онъ былъ терпимъ и чутокъ. Не будучи не только ученыму но и не обладая достаточною образованностью, чу ждый науки, онъ, темъ не менъе, былъ какимъ-то нравственнымъ авторитетомъ для своихъ пр1ятелей, изъ которыхъ мнопе были знаменитые ученые. Подходила старость, цветущая, покойная, творче ская. Милые устные разсказы А. побудили его слушателей добиваться того, чтобы они были за писаны. Но, временно оставивъ «Семейную хро нику», онъ обратился къ естественно-научнымъ и охотничьимъ воспоминатямъ, и его «Записки объ уженьи рыбы» (Москва, 1847) были первымъ его гаирокимъ литературнымъ успехомъ. Авторъ не ждалъ его, да и особенно ценить пе хотелъ; онъ просто для себя «уходилъ» въ свои записки. А у него было отъ чего ^уходить» въ эти годы, если не отъ огорчешй, то просто отъ массы собьтй, эахватывавшихъ его, отъ массы фактовъ жизни лич ной я общественной. Идейная борьба, захватившая 1