* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ЮМОР гелевской диалектике господина и раба, а вслед за нею смысла, дискурса и истории в целом. Батай обращает внимание на абсолютную привилегию раба, ибо истина господина заключена в рабе, а раб, ставший господином, остается «вытесненным» рабом. Только через опосредование рабским сознанием в движении признания господин соответствует себе и образу ется самосознание; но в то же время оно образуется через опосредова ние вещью. Для раба вещь есть прежде всего сущность, которую он мо жет отрицать только «обрабатывая» ее; так он стопорит свое вожделение и откладывает исчезновение вещи. Сохранять жизнь, удерживаться в ней, трудиться и отсрочивать наслаждение — таково рабское условие гос подства и всей истории, которую оно делает возможной. Независимость самосознания становится смешной в тот момент, когда она освобожда ется, закабаляя себя, когда она вступает в работу, т. е. диалектику. Толь ко смех не укладывается в диалектику. Он раздается лишь в миг отказа от смысла. Действие смеха раскрывает различие между господством и суверенностью. Смех, конституирующий суверенность, не является от рицающим, ибо суверенность также нуждается в жизни. Смешно именно закабаление очевидностью смысла. Абсолютная комичность, согласно Деррида, — это тоска перед лицом безвозмездной растраты, перед ли цом абсолютного жертвования смыслом. Согласно Делезу, Ю. совершается на уровне чистого события или «по верхности» в соразмерном действии друг на друга нонсенса и смысла. Он противопоставляет Ю. разным видам иронии — сократической, класси ческой и романтической. Ирония осуществляет себя или в соразмернос ти бытия и индивидуальности, или в соразмерности «Я»и представления. В Ю. происходит «сниз хождение» до мира и его принятие. Это — жест «теплоты», тогда как ирония своим отрицающим действием интеллекту альной «высоты» являет жест «холода». Первым, кто испытал действие Ю., его двойное устранение высоты и глубины ради «поверхности», по лагает Делез, был мудрец стоик. Действуя на «поверхности», мудрец открывает объекты события, коммуницирующие в пустоте, образующей их субстанцию. Событие здесь возможно как тождество формы и пусто ты, где оно не объект обозначения, а скорее объект выражения. Оно — не настоящее, а всегда либо то, что уже в прошлом, либо то, что вот вот произойдет. (Как говорил Хрисипп: «Чего ты не потерял, то ты имеешь. Рогов ты не потерял, стало быть ты рогат».) Отсутствие и отрицание уже не выражают ничего негативного, но высвобождают чистое выражаемое с его двумя неравными половинами. Одной половине всегда недостает другой, поскольку она перевешивает именно в силу собственной ущерб ности. Пронизывая отмененные значения и утраченные положения ве щей, пустота становится местом смысла — события, гармонично урав новешенного своим нонсенсом, — местом, где место только и имеет место. Здесь начинает говорить уже не индивидуальное или личность, но само основание, сводящее на нет первые два. С. А. Азаренко 638