* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

1. opnakel` qraqŠ`mŠ` hqŠnph)eqjncn opn0eqq` чувств, всех переживаний, а также всю совокупность воздействий, полученных им от других, а также произведенных им от себя на других, только тогда заполнятся действительно фактическим содержанием те грубые, часто возмутительно грубые, и пустые схемы, которыми историки хотят подменить познание того, что было в истории, и только тогда обрисуется во всей полноте нормальный образ исторического познания»1. Но историки никогда не знали и никогда не будут знать всего о каждом участнике исторического процесса. Более того, такое знание совсем и не нужно для знания и понимания данного процесса. Все дело в том, что отдельные люди никогда не были и никогда не станут субстантами исторического процесса. Это в равной степени относится как к рядовым его участникам, так и к крупным историческим деятелям. Жизненный путь Наполеона Бонапарта, например, не есть исторический процесс. Это всего лишь момент, хотя и существенный, истории Франции и Европы. Именно в качестве такового он и представляет интерес для историка. То обстоятельство, что не индивиды, а их объединения являются объектами исторического исследования, давно уже достаточно четко осознано подавляющим большинством историков и вообще обществоведов. И это осознание было не только практическим. Было немало попыток теоретического осмысления и обоснования данного положения. Вот, например, что писал в свое время известный австрийский социолог Людвиг Гумплович (1838–1909) : «Мы считаем отдельными реальными элементами в социальном процессе природы не отдельных лиц, а социальные группы: в истории мы будем исследовать, таким образом, не закономерное поведение индивидов, отдельных лиц, но, если можно так выразиться, закономерное движение групп»2. Спор между специалистами идет о том, какое именно объединение людей следует считать субстантом истории. Одни исходят из того, что существует один уровень субстантов исторического развития, другие выделяют несколько (чаше всего два) их уровней, причем согласно из взгляду, субстант (или субстанты) высшего уровня включает в в себя в качестве компонентов субстанты низшего уровня. Начнем с первых. Нередко в качестве субстанта исторического процесса называется человечество. Такую точку зрения отстаивал, в частности, русский философ Владимир Сергеевич Соловьев (1853–1900), один из немногих мыслителей, четко поставивших вопрос о субстанте истории. «Прежде всего развитие, — писал он в работе «Философские начала цельного знания» (1877; послед. изд.: Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1990), — предполагает один определенный субъект (подлежащее), о котором говорится, что он развивается: развитие предполагает развивающееся»3. И таким субстантом истории он считал человечество. «Субъектом развития, — утверждал он, — является здесь человечество как действительный, хотя и собирательный, организм»4. Его взгляд разделял историк-медиевист и философ Лев Платонович Карсавин (1882–1952) в своей «Философии истории» (Берлин, 1923; СПб., 1993). «Содержание истории, — писал он, — развитие человечества как единого, внепространственного и вневременного субъекта»5. Взгляд на человечество как на субстант истории определял его понимания предмета исторической науки. «Предмет истории может быть ближайшим образом определен, — подчеркивал Л.П. Карсавин, — как социально-психологическое развитие всеединого человечества»6. 1 2 3 4 5 6 Эрн В.Ф. Методы исторического исследования и книга Гарнака «Сущность христианства» // Эрн В.Ф. Сочинения. М., 1991. С. 249–250. Gumplowicz L. Der Rassenkampf. Sociologische Untrsuchungen. Insbruck, 1883. S. 39–40. Соловьев В.С. Философские начала цельного знания // Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 141. Там же. С. 145. Карсавин Л.П. Философия истории. СПб., 1993. С. 88. Там же. С. 98. 22