* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
477 УспенскШ. 478 обгценности и борьбы основныхъ началъ человеческой природы въ русскихъ людяхъ. Начало литературной известности У. относится ко времени появления „Нравовъ Раетеряевой улицы" Это были очерки жизни беднаго люда въ захолустномъ городе, но не банальныя изображешя внешней жизни пьяныхъ и грубыхъ мастеровыхъ: не только подъ внешней грубостью, но и подъ действи тельной гнусностью У. хотелъ разсмотреть подлинный душевный процеесъ, открыть ту лабораторш, въ которой вы рабатываются озлобленный побуждетя, питаются враждебные человеку импуль сы, создается тотъ строй отношенШ, где человекъ не можетъ смотреть на человека иначе, какъ на врага. То впедреше публицистическаго элемента въ; область художествепнаго творчества, ко торое стало потомъ характернымъ для У., здесь отсутствовало, и, можетъ быть, „Нравы Раетеряевой улицы", „Разо ренье" представляютъ съ внешней сто роны наиболее художественное произ ведете писателя. Тотъ юморъ, который составляетъ лучшую часть дароватяУ. и который, какъ это ни странно, увеличиваетъ грустное впечатлеше, остаю щееся отъ разсказовъ, уже здесь сверкаетъ всей силой своего блеска. Уже въ этихъ очеркахъ заметно недоумеваю щее отношете писателя къ явлев1ямъ, которыя обычно вызываютъ строгое осу ждено поверхностныхъ наблюдателей. Заглядывая въ лабораторию, где фор мируется человеческая душа, У уже здесьвидитъ нерасторжимую связь явле шй, зависимость действ!й человека отъ цълаго ряда сложныхъ причинъ. Позд нее эта зависимость выступаотъ передъ нимъ еще ярче Онъ пе можетъ, подоб но многимъ писателямъ того времени, остановиться на обличен!и отрицательныхъ сторонъ жизни: для него отрица тельная внешность недостаточна для определетя настоящей физшномш наблюдаемаго. Всматриваясь въ действи тельный пружины человеческихъ от ношетй, онъ прежде всего и яензе всего видитъ нескончаемую сеть переходовъ, ставящихъ иногда отрицатель ное явлен!е въ несомненную зависи мость отъ самыхъ лучшихъ первоиачальпыхъ побуждешй. Въ нелепейшихъ проявлетяхъ окружающей неурядицы часто веплываютъ для него причины совершенно иного характера, и вся жизнь перепутывается въ такихъ неожиданныхъ сплетешяхъ добра, зла, неба, зе мли, совести, алчности, любви и злобы, что сказать: вотъ виновные, а вотъ не винные,—© нъ не можетъ. Въ каждомъ наблюдепш, въ каждомъ подходе къ жизнонному явлешю въ немъ совмест но дейетвуютъ два существа: одно, стра дающее и истерзанное, страстпо жажду щее справедливости и ясно видящее, какъ должно быте; другое,—объективно взирающее на суету MipcKyro и съ же стокой правд ивостью отмечающее истин ный характеръ человеческихъ отноше нШ. Поборникъ добра и естествоиспы татель смотрятъ одновременно на одно и то же явлеше, и каждый по-своему относится къ нему; первый подходить къ явлешю съ критергемъ должнаго, вто рой съ той меркой, которая только и можетъ дать объективно верные резуль таты,—съ холоднымъ констатировашемъ зависимости одного явлешя отъ дру гихъ. Первый могъ бы отнести явле ше и его деятелей къ разряду отрицательныхъ или положительныхъ, второй, усматривая связь даннаго явлетя и данныхъ участниковъ его со многими другими явлешями и участниками, не можетъ этого сделать. И какъ бы ни былъ плохъ или хорошъ Mipb, к а ш бы отрицательные факты ни отмеча лись въ немъ, естествоиспытатель не смеетъ сказать: вотъ действительные виновники несчастШ, горестей, бедъ, ибо за ними открывается длинный рядъ новыхъ участниковъ, сложная СЕТЬ но выхъ отношенШ, меняющихъ нашъ взглядъ на нихъ. Моралистъ и дотерминистъ, человекъ высоко развитыхъ нраветвенныхъ побуждешй и тробованШ, съ одной стороны, и человекъ, убе жденный въ зависимости нашихъ двйствШ отъ сложной путаницы вне насъ лежащихъ причинъ—съ другой, — вотъ духовный обликъ У., приступг-ощаго къ наблюдешю. Въ присутствш • детерми ниста носитель нравственнаго идеала лишенъ даже того ничтожнаго утешешя, которое дается возможностью пере ложить причину несчастШ на определенныхъ виновниковъ. „Виновныхъ нетъ, все люди правы",—не у т е ш е т е , не поэти-