
* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
471 Тютчез. 472 цом «стихийной вражьей силы»—внешв нее свои собственные внутренние них и внутренних разрушительных состояния. Природа Т.—«не слепой, не процессов. Все это порождает величай бездушный лик»; в ней «дышит» та ший пессимизм созерцаний Т. Глядя же жизнь, которую человек ощущает на весенние льдины, тающие и исче в себе» но только безмерно более мо зающие в «бездне роковой», поэт вос гучая — «божески-всемирная» («все во клицает; «О, нашей мысли оболыцепье* мне, и я во всем»). Перед лицом этой ты—человеческое Я! Не таково ль твое вселенской жизни «частное» челове значенье, не такова ль судьба твоя?». ческое <я> только «обман чувств», че Жизнь человеческая—даже не дым, а ловек—лишь «греза природы . Однако, «тень, бегущая от дыма». «Таинствен таким лее «обманом чувств > оказыва но-волшебный» мир дум, всецело по ется через некоторое время для Т. и грузиться в который призывал поэт, сама природа. Поэт остро переживал всего лишь «призрак тревожно-пустой», распад, гибель старого феодально-дво «огнецветная пыль». От чуждого че рянского уклада. Он ощущал себя че ловеческого коллектива, от гибельного ловеком «заката», которого застигла в «сиротства» души поэт-романтик ухо пути «ночь» разрушающейся, падаю дит в широкую всеобщую жизнь, в щей культуры, который посетил «сей «божественный» пленум природы. Ли мир в его минуты роковые», в «век, рика природы занимает в поэзии Т. когда все гуще сходят тени па одича особенно видное место. В обращении лый мир земной». То же трагическое ми к природе, в исключительно-обострен роощущение вносит оп в свое восприя ном чувстве природы одновременно тие природы. Свойственное ранним сти сказывается и исконная усадебная хам Т. переживание действительности стихия Т. и отход от нее поэта. От как «гармонии», как мирового «строя» «беспокойного града», «шумного улич порядка сменяется пряма противопо ного движения», с его «тускло-рдяным ложной, новой картиной мира. Уже в освещеньем и безумными толпами», со «Урании»возникает впервые тема «хао «знойной» и «жесткой» городской мо са», столь характерная для творчества стовой, Т., естественно, устремляется в Т. Но там хаос еще бессилен. «Светозар столь близкий, с детства привычный ный» строй «Урапии» не одолеть «злоб ему «цветущий мир природы» —мир ствующему аду», «бунтующей мгле», рощ, дубрав, полей и «безмолвных» «хаосу и мраку»—разрушительным при нив, «убеленных луной», озаренных «таинственным», «сумрачным» светом родным и социальным силам. Образ «непорочных» звезд. Однако, природа классического космоса —«сады, лаби Т., за исключением нескольких стихо ринты, чертоги, столпы» — появляется творений позднейшего периода, совер. снова в одном из наиболее значитель шенно лишена специфических черт ных позднейших стихотворений Т. «Сон свойственных собственно русской при! на море». Но теперь этот развертыва роде. Там, где природа Т. наделена кон ющийся «на высях творенья» дневной кретными признаками, она выступает «блистательный» мир кажется поэту как природа швейцарских озер или только «мгновенным радужным видень итальянских побережий. Чаще же все ем», «золотым ковром над бездной», го Т. описывает природу вообще, со- «сном», «болезненным» бредом, сквозь ередогочивается на изображении «об который прорывается подлинная ми щеприродных» явлений и процессов, ровая сущность — «грохот и гром» не связанных ни с какой определенной «безымянной бездны», бушующей «бес географической обстановкой. Отвле предельности». Космос классицизма ченно-идеальный характер природы развоплощается. В мир «пышно-золо Т, зависит и от того, что он восприни- того дня»—мир красок, линий и форм— нимает ее не извне, как некую объек пластики и архитектуры, — вторгается тивную данность, а как бы изнутри. «вой ночного ветра», «безумные» и Одинокий среди людей, Т. ищет ми «неистовые звуки» — «древние» песни стического союза с «душой» природы, хаоса, музыка разрушения, гибели. примышляя ей эту «душу», проецируя Что в природе, то и в человеке. В че ловеческой душе разверзается та же