* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

645 С. В. ЯСТРЕЫСКНН. 646 стого у нас в Харькове была одна класси­ ческая гимназия, где преподавались оба древние языка, а в двух остальных только латинский. В 1870 г. все эти три гимназии были сделаны одинаково классическими, с обоими древними языками. На моей гимна­ зии реформа Д. Толстого отразилась толь­ ко тем, что число уроков по древним язы­ кам увеличилось до восьми часов в неделю на каждый. Идейного брожения среди гим­ назистов еще заметно не было. Я первую свободную книгу прочитал только в 1873 г. Это было „Былое и Думы* Герцена. Книгу привезла из-за границы моя знакомая, ездив­ шая на всемирную выставку в Вене. Я це­ ликом присоединялся к проклятиям Герце­ на царствованию Николая I . Я учился в гимназии очень хорошо и жадно и много читал. Сначала это были Добролюбов, Чернышевский и Писарев, кни­ ги по классической политической экономии {Адам Смит, Рикардо, Милль), потом Спен­ сер („Социальная статика"), речи и соч. Лассаля (1-й и 2-й т.) и „Капитал" К. Маркса, Радикальные идеи проводились тогда и в легальной литературе. Страстным призывом к борьбе звучали популярные среди моло­ дежи „Исторические письма" Миртова (П. Л. Лаврова). Всю горькую долю рабо­ чего ярко изображала книга Флеровского (Берви) „Положение рабочего класса в Рос­ сии". Любимыми поэтами были Некрасов и Шевченко. Россия просыпалась. Шли про­ цессы Долгушина, Дьякова, и отчеты о них зарождали стремление итти к обездоленным, нести туда лозунги социальной революции. Ходила по рукам записка Палена, о пропаганде в 37 губ. Харьков не так силь­ но был захвачен движением. Но все же были небольшие кружки радикалов (так звали тогда революционеров); пополнялись они' молодежью, бросавшею учебные завевения, чтобы итти в народ. Была в Харь­ кове и большая тайная библиотека хороших идейных книг, состоявшая в распоряжении студентов-медиков старших курсов, откуда выдавались надежным лицам из молодежи книги для чтения. Там были и первые по­ явившиеся книги журнала „Вперед". Ради­ калы того времени делились, как известно, на кружки „лавристов" и „бунтарей", тя­ готевших больше к Бакунину. Идеи яко­ бинства, представителем которых был орган П. Н. Ткачева „Набат", увлекали немногих. Хотелось полной воли, и казалось,—открыть только глаза народу, и буржуазный мир рухнет. А потребовалась долгая, долгая борьба, много жертв, и народу надо было, в конце концов, пережить японское пораже­ ние и неслыханную мировую войну, чтобы, наконец, осуществилось предсказание Петра Алексеева, чтобы поднялась мускулистая ру­ ка рабочего, и разлетелось в прах ярмо дес­ потизма, огражденного царскими штыками. По окончании гимназии я поступил на медицинский факультет и примкнул к небольшому кружку товарищей по универ­ ситету. К нам примыкали и гимназисты старших классов и бросившие учебные за­ ведения молодые люди. К числу последних принадлежал казненный в 1879 г. в Киеве Людвиг Бранднер. Предприняв зимою 1875—76 г. поездку в Киев и Одессу за рево­ люционными заграничными изданиями, я в Киеве познакомился с кружком В. Дебогория-Мокриевича, так-назыв. „бунтарями", где были Я. Стефанович, Л. Дейч, В. За­ сулич, М. Коленкина, Чубаров и др. На меня сильное впечатление произвел Влади­ мир Мокриевич. В Одессе чаще других я видел Волошенко (он мне несколько сродни). Видел и А. Желябова. Последний-то и снабдил меня революционными изданиями. Тем временем приехал в Харьков Иван Осипович Союзов, столяр, рабочий петер­ бургских железнодорожных мастерских. Он познакомил меня с столяром, рабочим харьковск. железнодорожных мастерских, Куплевасским. И так у нас возникают связи с рабочими, и мы завели даже столярную мастерскую, где главными работниками бы­ ли „Ионыч" Глушков и Людвиг Бранднер. Не успели хорошо завязаться связи с ра­ бочими, как провокатор Прозоров все вы­ дал, и все начинания наши были разгромле­ ны. Мы были, впрочем, скоро освобождены из-под ареста, но мне и Архангельскому пришлось уехать за границу, где я пробыл года полтора. Больше я жил в Женеве. Лишь недолго пробыл в Львове, но здесь скоро был арестован и предан суду в 1877 году вместе с известным галицийским деятелем, тогда студентом Львовского университета, Павликом, с Ляхоцким (осужденным под фамилиею явленного им паспорта Куртеева) и Черепахиным (украинофилом). Павлик и Куртеев отделались пустяками, меня же и Черепахина присудили на один месяц тю­ ремного заключения и к вечному изгнанию из Австрии (как, впрочем, и Куртеева). Будучи за границей, я поместил в лондон­ ской газ. „Вперед" статью о невыносимо тяжелом содержании политических каторж­ ников в харьковских центральных тюрьмах. Мою подпись, равно как и тогдашнего доброго моего приятеля В. П. Обнорского, на ряду с другими, можно найти в проклама­ циях к обществу учрежденного тогда в Же­ неве Общества помощи политическим эми­ грантам из России. В Женеве, в том кружке, где я был, господствовали идеи анархизма, идеи федерадиетической ветви расколовше­ гося Интернационала. Эти же взгляды раз­ делялись и примыкавшими к нам француз­ скими рабочими, изгнанниками по делам Коммуны, и местными женевскими рабочими. В Женеве жил М. П. Драгоманов, предста21*