* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

603 АВТОБИОГРАФИИ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ 70— 80 ГГ. 604 в типографиях обозначается словом „сыпь" и годно только в словолитню *). Извещенная немедленно полиция произ­ вела дознание, составила протокол. Даль­ нейшим следствием было установлено, что разгром произведен двумя субъектами, про­ живавшими в Женеве под именами Кун и Грюн, теперь неизвестно куда скрывшимися. Было также установлено, что соседкауборщица получила от них 20 франков. Виновники разгрома так и остались неразысканными. Для нас впоследствии стало очевидным, что они были подручные Ландейзена. Вскоре после разгрома нашей типогра­ фии швейцарское правительство издало постановление, запрещающее агентам ино­ странной полиции работать в пределах Швейцарской республики, так как они своими подкупами развращают швейцар­ ских граждан. Выпустив 5 № „В. Н. В." и „Колокол", мы перенесли типографию на другую квар­ тиру в непосредственном соседстве с тем домом, где мы жили. Тут она была в боль­ шей безопасности, а в 88 г. взяли ее на свою собственную квартиру, где она и оставалась до начала девяностых годов, когда была передана ближайшим наслед­ никам „Нар. Воли" — социалистам-револю­ ционерам. На этом я и закончу. Чуйко, Владимир Иванович**). Родился я 9 апреля 1857 г. в губ. городе Житомире, Волынской губ., в семье незна­ чительного чиновника. Дед мой по отцу был родом из м.Золотоноши Полтавской г., дожил до глубокой старости и не умел го­ ворить по-русски, хотя и был русским чи­ новником. В качестве русского чиновника он и отец фамилию свою писали с „в" на конце, так писался и я вплоть до выхода на поселение, когда Забайкальское област­ ное правление и Кенонское волостное пра­ вление, куда я был приписан по отбытии каторги, при выдаче мне паспорта стали писать мою фамилию без „в" на конце, чему я не прекословил. Считаю необходи­ мым сделать эту оговорку. Мать моя, Розалия Викентьевна Саноцкая, была украинка-полька. Как во всех семьях юго-западного края того времени, в нашей семье сперва господствовал разговорный польский язык. Я помню, как отец и мать, проснувшись утром и лежа еще в постелях, благочестиво распевали утренние гимны на *) Мы, однако, впоследствии принялись за рассор­ тировку этой сыпи при деятельном содействии доброполькых помощников—студентов и студентокАвтобиография написана в январе 1926 г. в Иркутске. польском языке. На праздники рождества и пасхи к нам собирались бабушки, тетуш­ ки и знакомые, попив, поев, чинно усажи­ вались и принимались распевать хором приличные случаю священные гимны и то­ же на польском языке. Как благовоспитан­ ный мальчик, я должен был подходить к. ручкам всех присутствующих дам. Занятый службой, отец мало обращал на нас вни­ мания. Все заботы о нас лежали на матери, которая нежно любила нас, заботилась о нас и, не получившая сама особого воспи­ тания, все хлопотала о том, чтобы нас подготовить для дальнейшего образования, когда мы подросли. Не помню, чтобы она когда-нибудь меня наказывала, может быть и потому, что в детстве я был хилым, болез­ ненным. Она же научила меня читать и писать. Начал я себя помнить очень рано. Пер­ вые смутные и отрывочные воспоминания относятся к тому времени, когда мне былоне более 4 лет. Совершенно ясно помню некоторые эпизоды из времени польского восстания. В одном с нами дворе жила семья богатого польского помещика, у ко­ торого были дети—однолетки мне. Меня по­ разило, почему бабушка их стала ходить вдруг в черных траурных платьях („жало­ ба"). Обратил я внимание на печальные лица и какие-то таинственные разговоры у отца с матерью. Раз старушка из костела не вернулась, и жена помещика прибежала к отцу в слезах. Отец ушел хлопотать и вернул старуху, арестованную было за пение в костеле польских патриотических песен. По том вижу себя уже на другой квартире, в доме бабушки по матери. Со двора нашего дома хорошо была видна дорога из уезда в город, довольно круто спускавшаяся к мосту через р. Каменку. И вот по этой дороге начали появляться вскачь крестьян­ ские телеги, а на телегах лежали связан­ ные повстанцы, некоторые раненые. Их везли в тюрьму. При виде этих телег ба­ бушка и тетка плакали, говоря, что одних казнят, а других повезут в Сибирь. Я жа­ лел связанных, а, может быть, и плакал. У нас постоянно была наемная прислуга. В особенности подолгу живала одна, уже пожилая хохлушка, прекрасная работница, по временам запивавшая. Напившись, она грубила матери и рассчитывалась. Но както так случалось, что новая прислуга ока­ зывалась негодной, и на кухне вновь по­ являлась Марья. Эта Марья знала массу сказок и песен, была большой моей при­ ятельницей, и в часы ее досуга я не давал ей покою, пока она не начнет рассказывать сказок или петь песни. Гостила иногда у матери по несколько дней ее приятельница Курцевич. Это была еще не старая, веселая, с большим чисто хохлацким юмором женщина. Она тоже