* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

527 АВТОБИОГРАФИИ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ 70—80 гг. 528 состояние, но делать было нечего, надо было идти, как нибудь встретиться с выходящим из бани Морозовым и сделать знак, чтоб онне ждал. Тяжело было разочаровывать, но они мужественно пошли, дождались в переулке выхода Морозова и сделали ему отрицатель­ ный кивок головой. Придя домой, мы трое все-таки решили купить лошадь, экипаж, и я взял на себя роль кучера, о чем Морозову сообщили. Это было в конце июля; надо было ждать около двух недель, а Морозов приходил уже в состояние полного отчая­ ния и составлял планы побега невероятно фантастические; однако, на него наше по­ следнее решение подействовало, и он решил ждать. Лошадь и пролетка были куплены, я делал проезды на ней, и мы ждали момента, ко­ гда Морозов пришлет ответ с обозначением дня и часа. Но в период этой переписки неожиданно для всех нас Морозова увозят в Петербург. Н. А. Морозов в своих „По­ вестях" пишет, что его мучения в ожида­ нии побега продолжались до осени, но это неверно, потому что мы с В. Н. Батюш­ ковой были арестованы 10-го августа, а его увезли много раньше этого события. Несмотря на такой неудачный конец, который на нас троих и Льва Иванова про­ извел гнетущее впечатление, мы продол­ жали сношения с заключенными, а сами готовились уехать в провинцию, где под тем или другим видом поселиться и вести пропаганду среди населения. Из сношений с заключенными выяснилось, что все связи на фабриках погибли, что шпионаж там достиг необыкновенной напряженности, и рабочие притаились. Цицианов, Вера Лю­ батович и Гамкрелидзе жили в Москве и собирали остатки после ареста своих това­ рищей, но и они ежедневно ожидали обыска. Таковы были условия существова­ ния в Москве. Мы решили собраться 10-го августа, при­ гласив Н. Аносова, чтобы обсудить план отъезда и передать связи по сношению с заключенными. Батюшкова ради пред­ осторожности переехала на другую квар­ тиру, в д. Быханова в районе Патриарших прудов. Часов в десять вечера мы трое сидели в новой квартире, и Батюшкова читала полученные от заключенных пись­ ма, чтобы сделать необходимые распоря­ жения. Вдруг под окном стал слышен звук шпор, потом раздался резкий звонок в квартиру. Конечно, догадались, что это жандармы с обыском. Наскоро уни­ чтожили, что было можно, и стали ждать. Появились жандармы в дверях, и началась обычная процедура обыска. Я посмотрел на Батюшкову; она сидела с какой-то особен­ ной решительностью в глазах и, как толь­ ко стали приближаться к ней жандармы, она быстро стала рвать письмо, которое она читала нам, половину передала мне с словами: .жуйте". Я схватил это письмо, разорвал его на части, засунул в рот, стараясь его жевать и привести в негод­ ность, но бумага скоро не поддавалась, и жандармы успели на меня накинуться и по­ мешали докончить с письмом. Я его выплю­ нул на пол во время возни с жандармами и ногой незаметно старался затереть его. Два жандарма возились около Батюшковой, си­ лясь отнять письмо. Была отвратительная сцена борьбы двух дюжих жандармов с одной женщиной. Комки письма были со­ браны, нас разъединили, и жандармы стали везде рыться. В двенадцать часов ночи ме­ ня увезли в жандармское управление. Мы заранее условились, что первое время мы будем отказываться от указания квар­ тиры и от знакомства с революционера­ ми. На все вопросы, предложенные мне о моем имени и месте моей квартиры, я отказался давать показания. Меня отпра­ вили в Сретенскую часть. Книг мне не давали, белья тоже не давали, все это в наказание за мой отказ назвать себя. Прошло около двух недель, а меня все еще не возили на допрос. Я узнал, что Цицианов, Вера Любатович, Гамкрелидзе арестованы; говорили, что при аресте с Верой Любатович обращались жандармы возмутительно. Это меня страшно волно­ вало. В квартире Цицианова взяли мой чемодан с паспортом и прочими докумен­ тами. Поэтому меня вызвали на допрос в жандармское управление. Больше скры­ вать свое имя не было смысла, но жандар­ мы потребовали, чтобы я доказал подлин­ ность своего имени Цвиленева. Пришлось вызывать сестру Александру, которая про­ сила свидания со мной, но ей отказали, а обыск у нее сделали (полковник Чуйков, перебирая ее бумаги, отделил одно ком­ прометирующее ее письмо и незаметно отдал ей его со словами: ,Вы нужны ва­ шему брату*. Потом этот Чуйков вышел в отставку и говорил матери Натальи Арм­ фельд, Анне Васильевне, что не может далее выносить этой службы, где ради карьеры люди готовы утопить каждого арестованного). После очной ставки с се­ строй мне разрешили получать книги и дали смену белья. Теперь я был озабочен воз­ можностью завязать переписку с Батюш­ ковой. Скоро я получил книгу и а ней записку от нее, где она писала о своих допросах,—об оговоре Беляевским ее и Л. А. Иванова. Из этого я убедился, что ей каторги не миновать, если БеляевскиЙ не возьмет свое показание обратно. Когда Беляевского привезли в Москву, то он уже раскаивался за свою слабость и ломал голову над вопросом, как бы это некра­ сивое дело исправить. Товарищи по тюрь­ ме посоветовали ему сделать заявление о желании дать показание. Желание его бы-