* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

•321 E. If. ОЛОВЕПНИКОВА. 322 и жизнь потекла, что называется, обыкно­ венной колеей. Весною я уже окончила гимназию. Это было в 1876 г. В Орле после этого я про­ жила еще 2 года, так как на медицинские курсы в Петербурге мне сразу поступить не удалось. Тесный кружок, в котором я и мои подруги продолжали свое политиче­ ское самообразование, попрежнему суще­ ствовал. Мне думается, не без влияния Чернышевского мы организовали с ними небольшую переплетную мастерскую, поме­ щение для которой отвел нам один учитель кадетского корпуса. Не помню точно, но, вероятно, мы вырабатывали в этой мастер­ ской рублей 20—25 в месяц, которые тра­ тили на оказание помощи трем гимназист­ кам (вносили за них плату за право уче­ ния, покупали одежду, обувь). Зайчневский был в это время арестован, просидел сколь­ ко-то времени в тюрьме, а затем выслан в г. Повенец Олонецкой губ. Это случилось лосле известной в истории революционного движения „казанской демонстрации" в Пе­ тербурге, в которой он участвовал. Причилой ареста являлось его влияние на моло­ дежь, что не было секретом для полиции. Я также в это время ездила в Петербург к сестрам. На этот раз на одном собрании мне пришлось слушать выступавшего Пле­ ханова. В Питере я пробыла дней 5—6, живя в номерах, так как у сестер, имевших свои отдельные квартиры, на которых про­ исходили явки подпольщиков, я осантовиться не могла. После Казанской демон­ страции я возвратилась в Орел и оставалась здесь до 1878 г. В эти годы я, конечно, не на­ ходилась в каких-нибудь определенных отно­ шениях к подполью, так как была молода, и сестры мои меня оберегали. Маша бывало скажет: „Лизочка, ты должна себя поберечь, про нас уже говорить не приходится". Одна­ ко, встречи с лицами, которые их посещали, когда они приезжали из Петербурга в Орел, все более и более увлекали меня в рево­ люционную атмосферу. Наша квартира в Орле была местом остановки видных рево­ люционеров, которые для связи заезжали в Орел (Вера Фигнер, Геся Гельфман, Ива­ нова, Бардина, Субботины). Уместно будет упомянуть здесь о моей тетке БучневскоЙ, сестре матери, ко­ торая (не без влияния опять-таки Черны­ шевского) открыла в Орле модную мастер­ скую. Эта мастерская также являлась пунк­ том связи для приезжавших в Орел под­ польных работников. Впоследствии при •аресте Германа Лопатина у него был най­ ден адрес моей тетки, и она в связи с этим была арестована, а мастерская закрыта. Из местных народников,посещавших нашуквартиру и бывавших у тетки, я вспоминаю, как уже упомянула, сестер Субботиных, как известно, отдавших свое большое имение в Орловской губ. на дело революции. Они бывали у сестер, при чем в последний раз я видела их в своеобразных костюмах, когда они направлялись в „народ". В 1878 году я поступила на медицинские курсы и поселилась в Петербурге оседло. В первое время мы жили тесной компанией (коммуной), которая состояла из 5 человек, подруг-землячек. Очень скоро у меня на­ чали завязываться и крепнуть самые близ­ кие и дружеские связи с представителями революционного подполья. Нужно сказать, что я до самого последнего ареста в марте 1881 г. жила в Петербурге "на легальном положении. До самого конца 1880 г. мне не представилось случая выявить себя в ка­ ком-нибудь крупном активном выступлении. На это были свои причины, главной из ко­ торых являлось то, что мои друзья, пола­ гаясь на меня во всем, почему то жалели и оберегали меня, как самую молодую из них. С самого начала занятий на курсах я подружилась с однокурсницей — Юлией Квятковской, сестрой Александра Квятковского, тогда уже нелегального. Через не­ которое время мне пришлось познакомиться и с самим Александром, который пришел однажды ко мне с письмом от сестры Ма­ рии. Излишне говорить, что с самого на­ чала он произвел на меня очень приятное и мягкое впечатление. От времени до вре­ мени он навещал меня вплоть до самого его ареста и казни. В воспоминаниях о нем у меня сохранилось от него впечатление почти постоянной грусти и некоторого бес­ покойства, что объяснялось тем, что ему приходилось тратить много нервов, чтобы маневрировать и скрываться от преследо­ вавших его шпиков. Один раз он был у меня со Степаном Халтуриным. Пили чай, оживленно беседовали. Халтурин запе­ чатлелся у меня в памяти, как человек не­ обыкновенно положительный и обладающий большой силой воли. Тогда уже он заряжал взрыв в Зимнем дворце. Операция чрезвы­ чайно сложная и опасная, а между тем в обыкновенной беседе с ним нельзя было ни на йоту предположить, к какому серьез­ ному террористическому акту человек гото­ вился. Необыкновенная простота, ясность суждений и равновесие настроения. Как известно, Квятковский был взят и казнен по делу взрыва в Зимнем Дворце. В это время я жила вместе с его сестрой. Когда он сидел в предварилке, мы поддерживали с ним самые тесные сношения „с воли". Мы достаточно снабжали его едой и лаком­ ствами. Перед казнью он прислал мне за­ писку, в которой называл меня своим „са­ мым лучшим и дорогим другом". Его казнили. Сестра совершенно лишилась нервного равновесия. Когда она про­ чла о казни в газете, то не поверила этому и полетела за разъяснением к Плеве. 11