Главная \ Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат. Социализм \ 251-300

* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
291 АВТОБИОГРАФИИ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ 70—80 ГГ. 292: Из детских лет сохранились в моей памяти рассказы об отце моей матери, крупнейшем подрядчике, строителе кораблей в Николае ве при Николае I, который в то время, когда не допускалось проживание евреев в этом городе, имел право приписывать к себе слу жащих и рабочих евреев и приписал таким образом несколько сот человек. Нам часто приводили в пример религиозную стойкость деда, рассказывая, как в то время, когда евреи носили особый национальный костюм и никогда не обнажали головы, он, при сутствуя в качестве строителя кораблей вместе с Николаем I при торжественном спуске корабля, не снял перед государем своей конусообразной бархатной шапочки— ермолки. Дед имел очень много детей, и мы вращались в среде своих многочисленных родных, составлявших своего рода еврейскую аристократию и почти не водивших знаком ства с остальным еврейским населением го рода. Быт был настолько патриархален,что выдавали замуж и женили своих детей так, что жених и невеста видали друг друга только перед венцом. Таким образом вышла замуж и моя мать, при чем дед взял зятя— моего отца—к себе в дом с тем, чтобы он, ранее изучавший только талмуд, постепенно привык к коммерческим делам. С русскими не допускались в семье ни какие сношения. Вся прислуга была еврей ская, за исключением только одной русской девушки, которую держали для выполнения мелких работ в субботу. С евреями также было очень мало сношений, потому что семья смотрела на них сверху вниз—одни из них были бывшие служащие деда, другие, вновь прибывшие, часто представлялись не достаточно религиозными. Я распростра няюсь так много о своем деде, так как па мять о нем наложила печать на все наше воспитание: нам постоянно твердили, что мы внуки Рафаловича, что на РафаловичеЙ смотрит весь город и т. д. Моя мать была женщина неяркая,—она была не глупая, добросовестно несла семей ные обязанности, была религиозна, но не отличалась фанатизмом, и если бы не влия ние отца, которого она обычно во всем слушалась, не была бы особенно стойкой в соблюдении правил старого быта. Но отец был человек незаурядный — он выдавался своим умом, своей волей, своей религиоз ностью, доходившей до фанатизма, и своей честностью, доходившей до самоотверже ния. Он занимался экспортом хлеба, заклю чая соглашения с представителями загранич ных фирм. Наше воспитание было очень просто: нас учили только читать и писать по-русски, по-еврейски и по-немецки и первым че тырем правилам арифметики. Родители на ходили, что этим должно ограничиваться обу чение не только девсчек, но и мальчиков: брату давали такое же воспитание, как и нам, с той лишь разницей, что его заста вляли, сверх того, изучать талмуд. Нас не приучали ни к какому делу; моя мать была так воспитана, что сама не делала никаких работ—все делала прислуга, и даже детей выкармливали кормилицы. И единственноезанятие, которым мы могли заполнять своевремя, было вышиванье и деланье цветов. В доме не было ни одной русской книжки, кроме азбуки и какой-то хрестоматии. И я даже не знала, что существует какая-ни будь русская литература. После болезни отца, когда он ослеп, мы переехали в дом бабушки во флигель— во дворе было несколько флигелей,, в которых жили ее взрослые дети в пер вые годы после свадьбы до тех пор,, пока не отделялись от семьи. В одном из флигелей, находившихся на нашем' дворе, поселился флотский офицер, капи тан-лейтенант, очень своеобразный чело век. Мне было тогда лет 12. Капитан-лей тенант заинтересовался нами—мы, вероятно,, казались ему своего рода зверьками, всего чуждавшимися. Но нам было запрещено даже разговаривать с русскими, и он это скоро узнал. Тогда он постарался распо ложить к себе наших родителей, стал как бы невзначай при них заговаривать с нами, и они мало по малу к этому привыкли. От него я получила первые русские книги,, которые мне пришлось прочитать: „Тайны Мадридского двора" и „Граф Монте-Кристо". Эти книги, при всей их пустоте, про извели на меня громадное впечатление: я испытала то чувство, которое должен был бы пережить человек, живший в под земелье и вдруг увидевший сноп яркого света. Мое воображение заиграло с необы чайной силой. Нона этом чтение пока и окончилось;капи тан-лейтенант уехал в дальнее плаванье на целый год. По возвращении из плавания он опять у нас поселился. И однажды, каким-то' чудом, ему удалось уговорить нашу мать,, никогда в жизни не бывавшую в театре,, решиться на необычайно смелый по нашим понятиям шаг: тайком от отца и бабушки она поехала с нами в театр; капитан-лей тенант заказал для нас ложу, при чем сам, разумеется, не должен был в ней показы ваться. Мы попали на пьесу Островского, которая произвела на меня такое впечат ление, что на несколько месяцев наполнила мою жизнь. Отец об этом ничего не узнал, но все же капитан-лейтенанту вскоре после этого бабушка и мои родители отказали от квартиры: им показалось, что он начал обра щать внимание на мою старшую шестнад цатилетнюю сестру, которая была очень кра сива. Мне очень хотелось учиться. Но сколькомы ни просили у отца на это разрешения, он