Главная \ Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат. Социализм \ 201-250
* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
147 АВТОБИОГРАФИИ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ 70 80 ГГ. 148 рыми сошлась за последнее время, и жить мне было тяжело. Снова пришлось искать работы. Перебивалась перепиской, но эта работа была непостоянная. Потом нашла место в типографии; я у Мышкина на столько ознакомилась с ремеслом, что могла добывать себе этим хлеб. В это время был арестован мой брат, Лев Андреевич Иванов, который потом судился по процессу 50-ти. Из Московской тюрьмы его перевели в Петербург. Я переехала туда же, чтобы иметь с ним свидания, и нашла себе там работу в одной из легальных типографий. Ни к какому революционному делу мне за это время пристроиться не удалось. Тюрьмы были переполнены заключенными, которые должны были через некоторое время выступить в процессах 193-х и 50-ти (Московский процесс). Время было глухое и тяжелое. В декабре 1876 года произошла демон страция молодежи у Казанского собора. Там я была вновь арестована и судима. Хотя на суде никто из свидетелей на меня не указывал, но достаточно было того, что я уже привлекалась по политическому делу, чтоб меня осудили в Сибирь на поселение. Вскоре после приговора всех „казанцев" отправили по назначению, а меня оставили, чтобы судить еще раз по процессу 193-х. В Доме предварительного заключения к этому времени уже была завоевана свобода настолько, что все заключенные имели ме жду собой сношения и во время большого процесса даже пользовались общими про гулками по группам. Здесь я завела боль шие знакомства и встретила многих старых друзей. Я была в числе „протестантов", отказавшихся от суда, и меня приговорили заочно снова на поселение, но тут вышел какой-то курьез: в приговоре было сказано, что „по совокупности преступлений" меня должно отправить в одну из северных гу берний с лишением некоторых прав. Боль шинство подсудимых после приговора было освобождено. В женской тюрьме нас оста лось только шесть человек, из которых Софью Лешерн вскоре неожиданно освобо дили „по высочайшему повелению" по хло потам ее знатных родных. За Е. К. Брешковскую сам суд ходатайствовал, чтобы за менить ей каторгу поселением, но царь не согласился. После того было решено устроить ей побег до отправки в Сибирь из Дома предварит, заключения. Мы, сидя в общей камере, надумали перепилить решетку в окне, выходящем прямо на Шпалерную улицу. С воли обещали по мощь: в условленную ночь и час ее должен был ждать человек в экипаже и принять, когда она спустится с чет вертого этажа. В общей камере нас сидело трое, и мы пилили по очереди. Когда боль шая половина работы была уже сделана, нас неожиданно перевели в Литовский замок. Такой порядок существовал для всех, кому предстояла отправка в Сибирь. Про державши нас здесь недели две, отправили с жандармами в разные стороны. Елена Прушакевич попала в Сургут, Брешковскую присоединили к каторжанам, шедшим на Ка ру, а нас с Супинской—в Аргангельскую гу бернию, при чем губернатор назначил нам самые отдаленные города. Ей—Колу, где она вскоре умерла, а мне—Кемь, Мы были первыми ссыльными женщинами в этой губернии, и на нас смотрели, по крайней мере сначала, как на какие-то чудища. Надзор был строгий: ежедневно к моим хозяевам являлся полицейский,чтобы узнать, цела ли я. Хозяева были обязаны подпиской тотчас же сообщить исправнику, если я не явлюсь ночевать. Несмотря на это, именно хозяева же и помогли мне бежать через несколько месяцев. Я приехала в ссылку с определенным намерением долго здесь не заживаться и с товарищами условилась так, что скоро встретимся на воле. Перед отъ ездом нас с воли снабдили деньгами и па спортами. Боясь истратить эти деньги, я с первого же дня стала искать себе работы и все время перебивалась то шитьем, то перепиской и таким образом сохранила свой капитал. Чтобы не возбуждать ника ких подозрений, решила с начальством не ссориться, но исправник-самодур все-таки несколько раз выводил меня из терпения, задерживая мою переписку и требуя к себе особого почтения, обижался, что я не кла няюсь ему при встрече первая и т. д. Я ему оказала это почтение накануне своего по бега, когда все уже было готово: встретив его с супругой на улице, подчеркнуто лю безно раскланялась с ними, и больше онименя не видали. Мои хозяйки, две старо верки - начетчицы, нашли мне знакомого мужика, который согласился довести меня до Олонецкой губернии, откуда я уже са мостоятельно нанимала лошадей почти до самого Петербурга. За это я ему купила хорошего коня, на котором он и вез меня. Хозяйки же скрывали мое отсут ствие, зажигали в моей комнате по вечерам лампу и только на шестой день заявили в полицию, как раз в тот день, когда я въез жала в Питер. Это совпало со временем покушения на жизнь шефа жандармов Дрентельна в конце марта 1879 года. Настрое ние в городе было тревожное, обыски и аресты производились среди бела дня. Было рисковано ходить по тем адресам, которые я получила перед высылкой. Даже ночлег я находила с трудом и с приключениями. Через несколько дней удалось повидаться с двумя нелегальными. Сначала с Тихоми ровым, потом он устроил мне свидание с Н.А. Морозовым.И тот и другой были участниками процесса 193-х, но там была такая масса на-