* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

125 м. и. Д Р Е Й. 126- В сентябре уже начал выходить № 10. Все вышедшие „Н. В." лежали у меня в ларе, который стоял на веранде. 6-го октя­ бря в Петербурге были арестованы Лопа­ тин и Салова. 16 октября я была аресто­ вана на улице. Кроме меня арестована была вся местная группа. Меня привели домой, когда обыск был уже окончен. Когда меня вели через веранду, жандармский полков­ ник спросил хозяйку — нет ли где еще моих вещей, С трепетом смотрела на нее, но она ответила, — „нет". И меня увезли. 10 № был спасен и передан по принадлеж­ ности. После 2-х недельного сидения в Ростове, где я не назвала своей фамилии, после очных ставок была увезена в Петер­ бург, где до суда просидела в Петропавлов­ ской крепости и в Доме предварительного заключения около 3-х лет. Судилась по процессу Г. А. Лопатина. Суд—это экзамен для каждого революционера. Одеваешь праздничное платье и .сам какой-то празд­ ничный. Здесь проявляется стойкость, убе­ жденность человека и революционера. С глубоким волнением ждала обвинительного акта и суда. Еще раньше управляющий Домом предварит, заключения, полковник Ерофеев, говорил мне, что Елько выдает злостно, но я ему верить не хотела. И вот нам вручили обвинит, акт. Сколько горьких разочарований: Елько, человек, преданный революции, оказался злостным предателем; другим предателем обнаружился Геер,—но от этого ничего я и не ждала. Сколько сла­ бости! Зато с каким восторгом смотришь на смелых и стойких. Процесс наш начался 4-го июня 1887 г. 15 человек были приго­ ворены к смертной казни, в т. ч. и мы с Саловой. Казнь заменена каторгой и посе­ лением. На мою долю выпало 8 лет каторги. 18 июля мы с Саловой были наряжены в арестантские костюмы и выведены в конто­ ру, где собрались уже П. Ф. Якубович, В. И. Сухомлин и др. Мы были направлены на Нерчинскую каторгу, на Карийские зо­ лотые промыслы. В пути мы были около года и на Кару приехали в октябре 88 г. Еще в пути мы узнали об увозе Ковальской и о Карийских волнениях. С тяжелым чув­ ством вошли мы в тюрьму. Все время си­ денья было сплошной трагедией. Участво­ вали в двух голодовках: в 8 и в 16 суток. Год просидели в одной камере с душевно­ больной ТринидатскоЙ. О смерти наших товарок «узнали только в январе 1890 г Осенью в 1890 г. вышла в вольную ко­ манду; вскоре вышла замуж за Адриана Федоровича Михайлова, в 1895 г. мы вы­ шли на поселение. Жили мы на приисках на Витиме, а затем Рос. Золотопром. о-ва недалеко от Читы. Там устраивали бесплат­ ную школу для детей рабочих, в кот. одна занималась. Имела 18 учащихся. В 1900 г. уехала в Читу, куда мужа не пустили, как особо опасный элемент. Через год и он переехал в Читу. .Когда возникло с-р.-ское движение, оно вызвало мое сочувствие, как почти всех стариков. В Чите занималась уроками, имела массу учеников и занима­ лась краснокрестовской работой, а в 1905 г. образовался местный Комитет, в кот. вошла вместе со многими из наших стариков и из молодежи, выросшей на наших глазах. Нами был увезен с дороги в Баргузин Карпович, увезена из Читинской тюрьмы Мария Масликова, погибшая в 1907 г. во Владивостоке при восстании на миноносце „Скорый", убит тюремный инспектор Метус и т. д. После освобождения из тюрьмы А. Ф. (он сидел за 905 г.) мы 11 июня 1907 г. вернулись в Россию, в Одессу, где в течение 10 лет работала среди женщин-работниц и вела краснокрестовскую работу, часто в одино­ честве. После переворота была избрана представителями партий и Сов. Раб. Деп. председательницей комитета помощи поли­ тическим амнистированным. В настоящее время живу в Ростове-на-Дону. ДреЙ, Михаил Иванович *). Я родился 14/27 сентября 1860 г, в Одессе. Здесь я прожил детство и юность и был арестован в 1881 г. Меня приговорили на каторгу и сослали в Сибирь. Через 19 лет, по окончании каторги и ссылки, я вер­ нулся в Одессу. Наш старый дом на Успен­ ской улице был еще цел и, повиднмому, никаким перестройкам не подвергался. По­ бывать внутри дома и посмотреть старое пепелище, с которым так тесно было свя­ зано мое детство и юность, мне не уда­ лось. Дом уже давно был продан, в нем жили чужие люди, да и времени не было: меня полиция усиленно выпроваживала из Одессы, где мне жить не полагалось. Я успел только повидаться с сестрами и не­ сколькими товарищами, вернувшимися из Сибири и жившими в Одессе, и уехал. Отец мой был врач, родом из Германии, и хотя еврей по происхождению, был на­ сквозь пропитан немецким духом и немец­ кими симпатиями. Дома мы говорили понемецки, первые слова, которым я научился, были немецкие, и первые книжки, которые я стал читать, были тоже немецкие. Когда я вспоминаю ранние годы моего детства, мне всегда представляется длин­ ный-длинный летний день, и я брожу с своей собакой Вапсом по двору, по не­ большому саду за двором и по пустырю, поросшему сорной травой и бурьяном, среди которого стояла голубятня. Это был целый большой и интересный мир, который мне никогда не надоедал. Цветы в саду, *) Автобиография в Москве. написана в марте 1926 г.