* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

87 АВТОБИОГРАФИИ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ 70— 80 ГГ. 8» равным образом и крестьян, сходившихся в наш двор для объяснений с отцом, и у меня от того времени уцелело живое впе­ чатление необыкновенного единодушия, ца­ рившего у крестьян; сказанное одним — поддерживалось всеми; вся масса действо­ вала как один человек. Весь вопрос заклю­ чался, как мы это теперь знаем, в земле,— и всякий мужик — от умного до самого глупого—твердо знал свою задачу, сводив­ шуюся к томурчтобы земля, по возможности вся земля, перешла от помещиков к ним. Это именно общее сознание и создало ту мужичью солидарность, наблюдаемую у крестьян всех трех русских племен—укра­ инцев, великороссов и белоруссов,—соли­ дарность, которая накладывала свою му­ жичью печать на нашу историю. Я уже упоминал о том, что в нашем мелкопоместном селении реформа проте­ кала мирно, но далеко не так это было по другим местам. Не дальше как в 7—8 вер­ стах от Луки—в огромном селении Багриновцы, принадлежавшем графу КушелевуБезбородко, произошли волнения, приняв­ шие такой характер, что власти сочли нуж­ ным послать, туда солдат. Над злополучными Багриновцами разразилась экзекуция со всеми ее прелестями—розгами и солдатским грабежом. Особенно тоагически окончилось это для одной молодой крестьянки, которую публично на площади перед церковью вы­ секли, и она, не перенесши позора, пове­ силась. Подробности этого гнусного, зло­ дейского преступления мне рассказывали очевидцы лет пять спустя, и они были так возмутительны, что до сих пор не могут быть забыты и глубоко волнуют. Я должен сказать, что в самый момент освобождения крестьян событием этим я интересовался меньше, чем происходившим несколько позже польским восстанием,— может быть именно потому, что происхо­ дило оно года на два позже, и к тому вре­ мени я уже был старше и умнее. Полякигимназисты, а их было большинство в Немировской гимназии, были настроены крайне шовинистически и ругали не только русское правительство, но вообще всех и все русское; язык русский называли почемуто „бараньим". Всех православных они на­ зывали „кацапами", хотя многие из нас были украинцы, а не великороссы. Несмотря на все это,—мы—„кацапы"—все-таки сочув­ ствовали „повстанцам", слишком уж про­ тивна была сторона, воевавшая с ними — полиция и господа военные, которых мы видели у себя в Немирове. О том, что про­ тив „повстанцев" выступали крайне вра­ ждебно и крестьяне-украинцы, мы хотя и знали, но лишь спустя известное время сделали правильную оценку этому явлению. В юго-западном крае „поляк" и „пан* почти синонимы (помещики Подольской, Киевской и Волынской губ. почти все поляки), так что польское восстание в нашем крае явля­ лось по существу „помещичьим восстанием",, немудрено поэтому, что крестьяне отнес­ лись к нему враждебно. В гимназический период моей жизни слу­ чилось еще одно событие, оказавшее на меня большое влияние. Я был уже в 6 классе Каменец-Подольской гимназии (из Неми­ ровской гимназии я с братьями перевелся в Каменец-Подольскую в 1864 г.), когда у Ивана, шедшего одним классом впереди меня, во время экзаменов на аттестат произо­ шло крупное столкновение с инспектором гимназии. В это дело вмешался губернатор; столкновению придан был политический характер, и Ивана посадили в почтовую кибитку, дали в провожатые жандарма и отправили на место жительства в ЛукуБарскую, взявши с него подписку о невы­ езде. Ивана я любил, и этот случай возмутил меня страшно; я возненавидел гимназиче­ ское начальство, — инспектора и директора (учителя были конечно, непричем) и кончал гимназию с самыми злыми чувствами. В 1866 г., получив аттестат, я уехал в Луку, а после каникул отправился в Киев для поступления в университет. Не помню, что­ бы выстрел Каракозова особенно как-нибудь, подействовал на меня. Я любил читать,—но не мог бы указать теперь на книгу или автора, оказавшего на меня особое влияние. Взгляды, или, вернее сказать, ощущения мои, являлись у меня скорее продуктом самой жизни и окружав­ шей обстановки, нежели чтения. Прежде всего семья наша была небогата; отец был плохой хозяин, и от нужды спасал нас пенсион, который он получал, выйдя в отставку после окончания войны. Кажется, на второй год моей студенческой жизни я* был исключен из университета за невзнос платы за ученье и целый год провел в Луке, не имея средств вернуться в Киев. Но этот год жизни с Иваном в селе на­ учил меня многому. В средней комнате, за длинным дубовым столом после вечернего чая шли наши литературные вечера. Иван читал (он же доставал книги). Неизменными слушателями были отец и я. Дни мы с Иваном проводили в работах по хозяйству: молотили, пахали, корчевали деревья и ку­ сты, расчищая левады под сенокос или посевы. Я мечтал о развитии физической силы и мне чрезвычайно нравилось косить; засучив рукава рубахи выше локтей, чтобы видны были мускулы руки, я косил, — идя в ряду с косарями. Демократическое на­ строение все более и более овладевало мною. Я научился уважать мужичий труд, потому что на себе испытал тяжесть этого труда. Видя перед собой бедных и богатых, таких, которым нехватало насущнейших предметов, и других, у которых были из1