* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

3 АВтСШВОГРАФИИ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ 70 — 80 гг. 4 над разрушением храма иерусалимского... побежал к нему: он был белый, как лунь. Пала Иудея, умер бог иудейский... Я был Я разревелся. Отец потянул меня к себе и безутешен, не мог расстаться с книгой Иоси­ прижал к груди. Глубокими, неизгладимыми фа Флавия... Одно был.) утешение: я мечтал, чертами, до мельчайших подробностей, вреза­ страстно мечтал, когда стану „большим", я лась эта наша драма в моей душе. Я был пойду по стопам Бар-Кох бы (Бар-Кохба тогда еще малыш, и когда опасность мино­ означает „Сын звезды"), соберу рассеянного вала, я вскоре об этом совершенно позабыл. по земле Израиля и восстановлю Иудею... Но когда стал расти и развиваться, когда Я отдавался этим грезам страстно, можно оказался уже в гимназии, приобщился к на­ сказать, запоем, забывая окружающее. Я шей литературной сокровищнице, тогда только я осознал весь драматизм пережитого. находил в них утешение и крепость. Но вот уроки жизни, реальной, суровой, Случалось, читаю что-нибудь о крепостном уже надвинулись на меня. На нашу уважае­ праве, как совершенно неожиданно всплы­ мую и чтимую семью вдруг обрушилось вает передо мною вся картина насилия над глубокое горе, унижение и позор. Случилось моим отцом—ярко, живо, захватывающе... вот что. В нашем доме квартировал офицер И тогда снова переживаю старую боль, и стоявшего в Павлограде полка. Это был гру­ сердце обливается кровью... Но я уже бый, необузданный, жестокий человек. Но не мальчик, а юноша, и меня всецело охва­ с нами он жил на первых порах ладно. Как тывает одно ощущение: непримиримая не­ то раз встречается с отцом, круто остана­ нависть к насилию и горячее сочувствие вливается и грубо приказывает ему снять к униженным и оскорбленным, борьба с угне­ фуражку. Отец ответил с достоинством, спо­ тателями и насильниками и оборона угне­ койно ему, что он, во-первых, не солдат таемых и насилуемых. Отныне люди делятся (тогда солдаты, проходя мимо дома, где квар­ для меня не на людей белой и черной кости, тировал офицер, должны были снимать фу­ не на людей той или другой национальности ражки), а, во-вторых, хозяин дома, в котором и веры, а на угнетателей, поработителей, офицер квартирует, что, в 3-х, простая веж­ и угнетаемых и порабощенных. Первым — ливость требует, чтобы он первый поздоро­ непримиримая моя ненависть и война, вто­ вался с ним. Так передавали потом свиде­ рым— мои горячие симпатии и поддержка. тели—солдаты, бывшие случайно при этом. Это мое жизнеощущение я ненарушимо Прошло несколько дней, и эта неприятность пронес через всю жизнь. была забыта. Но вдруг в одно прекрасное Когда, кончая гимназию (в 1869 г.), я писал утро, когда отец сидел в своем кабинете и сочинение на тему: .Значение царствования работал, а я примостился около него, вры­ Екатерины Н", сочинение мое вышло лучшее вается офицер в сопровождении десятка в литерат. отношении (удостоилось медали), солдат. а в сочинении я писал буквально: „Пугачев­ щина была справедливым протестом масс про­ — Возьмите его,—раздался приказ. На отца набросились солдаты и стали его тив крепостного права". Это произвело сен­ тащить. Мой разбирающий душу крик вы­ сацию и среди учителей и среди товарищей. Университет завершил дальнейшую работу звал из других комнат мать, старшую сестру и братьев. Мать вцепилась в солдат, я пу­ моей мысли: работать для народа, во имя таюсь в ногах. Сестра и братья выбежали освобождения его стало символом моей веры, с криком; „Ратуйте, добрые люди!"... На­ которому я остался верен всю мою жизнь. Об шими соседями были русские, с давних этом подробно рассказано в моих воспоми­ времен дружные с нами; мгновенно на забо­ наниях о „Земле и Воле" (Петр., 1924 г.) рах появились соседи, соседки с их домочад­ и.Записках семидесятника" („Соврем. Мир", цами. Негодующий крик: .Что вы делаете 1913 и 1914 гг.), здесь же я об этом скажу кратко. с нашим хозяином?"... В 1870 г. я поступил в Харьковский уни­ Офицер приказал оторвать мать, и она в полуобморочном состоянии повисла на дю­ верситет на медицинский факультет. В Харь­ жих руках солдат. А отца тащат, тащат по кове я познакомился с главными кружками двору в направлении конюшни, дети отчаянно и их деятелями. В центре движения харь­ кричат, я путаюсь в ногах солдат и не отстаю ковской молодежи тогда стояла Е. Н. Солн­ от отца, а конюшня уж близко и зияет своей цева (потом по мужу Ковальская),—молодая, черною пастью; наш цепной пес—„Туман" красивая, развитая, чуткая ко всяким обще­ грызет цепь и дико лает. Соседи, испуганные, ственно-полезным начинаниям, рьяная сто­ только галдят. Вдруг вбегает во двор майор ронница женской эмансипации. Вокруг нее (он раньше долго жил у нас и подружился группировались самые живые элементы сту­ с нашей семьей). Раздался гневный приказ:— денчества— Я. И. Ковальский (тогда асси­ .Отпустить хозяина и хозяйку... смирно"... стент проф. Шимкова), Коновалов, ШабельМать снесли соседи в обмороке в комнату, ский, самый юный из них тогда Максим Ко­ а отец свалился на диван, как подкошенный. валевский, Лазарь Гольденберг и др. Основ­ Мать скоро оправилась, но с отцом долго ной тон движению давал Ковальский: мирная возились. На другой день, рано у, ром, я культурно-просветительная работа была бли-