
* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
217 Николай I . 218 .1Я лучше запечатлелись на его л и ц е , во всей его прямой, напряженной сол датской фигуре. Съ этой точки з р е шя, быть можетъ, самымъ характер ны мъ актомъ государственной дея тельности Н. является яздаше „Свода Законовъ", в ъ которомъ императоръ хот*лъ какъ бы заморозить Pocciio въ ея изжвтыхъ и уже омертвелы хъ формахъ .существующаго строя", не пре ния „ни одной литеры" в ъ томъ „законномъ" порядке, который онъ хогьлъ увековечить накануне его близкаго краха в ъ пятнадцатнтомномъ саркофа г в мастерской работы М- М- Сперанскаго, заживо погребеннаго къ тому вре мени въ императорской „канцелярш". Этотъ монументальный памятникъ ни колаевской Poccin, которымъ, какъ тя желой могильной плитой, пытался было Николай преградить всякую воз можность дальней шаго развитая стра ны, какъ нельзя лучше гарыонируетъ со всемъ духомъ его эпохи и особенно его собственной личностью. Въ .Своде Законовъ" столь же ярко запечатлелся характерный николаевски! стиль, какъ н въ его архитектурныхъ вкусахъ, въ этихъ прямолииейныхъ „манежахъ", отъ которыхъ в е е т ъ твмъ жехолодомъ не то тюрьмы, не то казармы, какъ и отъ самого коронованнаго „тюрем щика". При указанныхъ свойствахъ своего нрава, стремясь все привести къ одному знаменателю и утвердить '•ругомъ себя покой кладбища, Н. за ,.едкими исключениями (каковы были ..и и. Канкрннъ, г р . Уварове, г р . Кисе лев*, М. Сперанстй) о кру жал ъ себя людьми ничтожными, безличными, ко1*1рыхъ самъ же, въ соананш своего .Гр^евосходства, третировалъ самымъ откровеннымъ образомъ. Что же ка сается людей съ головой и несомненно талантливыхъ, то онъ явно недоверялъ имъ и готовъ былъ при первомъ же случае решительно по рвать съ ними илн свести на н е т ъ пхъ влияние и инициативу (таково было, напр., отношеше Н. къ Кисе леву и Сперанскому). Въ одномъ изъ свопхъ писемъ брату Константину (1827J онъ ааявнлъ однажды, что „среди всехъ членовъ перваго департамента сената н е т ъ нп одного человека, кото раго можно было бы, не говоря уже послать с ъ пользою д л я дела, но даже просто показать безъ стыда". Имп. Николай при этомъ какъ бы но подо зреваете, что, жалуясь на свопхъ пра витель ственныхъ сотрудниковъ, онъ темъ самымъ выдавалъ самому себе tf'' monium paupertatia, какъ самодер жавному монарху, окружившему себя своими собственными креатурами. Въ v этомъ отношенш д л я Н. особенно по казательно то довер1е, которымъ онъ дарилъ в ъ качестве одного изъ самыхъ близквхъ ему лицъ такое ничтожество, какъ гр. Бенкендорфа, знаменитаго шефа жаидармовъ, который съ редкимъ цпнизмомъ высказывалъ императору ту мысль, что необходимо держать на роде в ъ невежестве, „чтобы онъ не сталъ по кругу своихъ понятШ въ уро вень с ъ монархами и не посягнулъ бы тогда на ослаблеше ихъ власти", какъ то имело место въ р е в о л ю ц 1 0 н н о й Францш, „где нашя, более испорчен ная, ч е м ъ образованная, опередила своихъ королей въ намерешяхъ и по требности улучшешй и перемены". Въ л и ц е этого г р . Бенкендорфа, Н. и даровалъ стране типичного „фельдфе беля въ Вольтеры", который в м е с т е съ г р . Уваровымъ и насаждалъ все россШское невежество, измышляя вся каго рода .умственный плотины", зажавъ в ъ „цензурныхъ колодкахъ" рус скую общественную мысль и слово. Окружая себя подобными слугами и опираясь на безличныхъ, бездарныхъ и безответныхъ сотрудниковъ, 11. склоненъ былъ смотреть на себя, какъ иа личность изъ ряду вопъ выдающуюся, выростая в ъ своихъ собственнике глазахъ. Ему казалось, что онъ одннъ, какъ Атланте, доржнтъ на своихъ плечах!• великую Pocciio. Царящее кругомъ неги безмолв1е, жуткую „тишину" тюремного режима онъ принималъ, какъ свидетель ство неизрекаемой силы своего авто ритета, твердости своей власти. И ему самому, какъ и его окружающимъ, д е й ствительно, временами казалось, что онъ преисполненъ мощи я таите в ъ себе „вел и Kill" духе, обладающей упру гостью стали. Между темъ, Н. былъ по стоянно одержимъ страхом ь и внутреннныъ безпокойствомъ, п если иногда, въ первые моменты, приня въ какое либо решенie, онъ обнаруживала ка залось, непреклонную волю, то она вскоре уступала место колебашлмъ, опасешямъ, и дело, въ конце концовъ, оканчивалось ничемъ пли какиме-лпбо мертворожденны мъ меропр1ят1емъ,жалкимъ выкпдышемъ. При этомъ всяwft резюй или просто неожиданный звукъ, р а з д а в а в ш а я среди всеобщаго безмолв.я (какая-нибудь невинная жур нальная статья, какъ въ д е л е съ Киреевскимъ), пугалъ императора, и его уверенность сменялась страхомъ, па никой, к а к е это постоянно бывало п съ Павломъ, и фельдъегерская т е л е г а уносила к.-н. „куда Макаръ телятъ ио гоиялъ". Этотъ вечный, скрытый в е тайннкахъ души Н. страхъ, по замеча ние Шнмана, направлялъ всю политику