
* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
357 ЖуковскШ. 353 человека „лежитъ по земль къ пре красной, возвышенной цели". Отблескъ небеснаго падаетъ на земное и свя тить его. Все, что на земле и мило и священно, какъ призракъ, мелькаеть тамъ, „за синевой небесной, въ ту манной сей далн ; порою светлое Предчувствёе поднимает* покрывало и въ далекое манить. Самыя „красоты природы" „пленяют* насъ не темъ, что one даютъ нашим* чувствамъ, но твмъ невидимым*, что возбуждают* въ душа и что ей темно напоминает* о жизни и о том*, что долее жизпи". За внешним*, видимым* мёромъ поэт* прозревает* „святыя таинства"; его „смятенная душа полно пророчсствомъ великого виденья и въ ОезпредЬлъное унесена". Чувство божественпаго п Лезпредъльнаго наполняет* сердце поэта, и въ лучш'я минуты творче ства „горе душа летит*" („Невыра зимое", „Таинственный посетитель", „Мечта" и пр.). Но благочестивый поэтъ не дерзает* поднимать таин ственное покрывало; потусторонний M i p * но объективируется имъ въ худо жественных* образах*, остается одно релнпозио-поэтпческое пастрэеше, ко торое и выражается въ возвышеннолмрнческомъ топе его поэзш. Релилозные взгляды Ж. определили собою и его общественно-полнтическ'я идеи. „Твой рай и адъ—въ тебе!" еще юно шей восклицал* Ж. Важны ке внещшн формы жизни, а виутреншй M i p * человека, его душа. Ведь „на земле все для души: царства и род* человЪчсскШ суть только явлешя, суще ствует* одна душа". Это—пдеалистнчсопй индивидуализм*. Невидимая рукаПромысла управляет* жизнью все ленной; пусть человек* не вопрошает* Создателя, а слепцом* пдеть „к* кон цу стези ужосиой": „вь последшй час* слепцу все будетъ ясно". Мало того, даже „желать чего-нибудь страст но значить мешаться въ дело Провпдшнл". Н Ж. выступает* проповвдиикомъ пассивной покорности как* в* личной жизни, так* и въ двлахъ об щественных* и политических*. Венце носные помазанники — иредставнтелн IJora на земле; лучший строй—моиархпческш. „Политически разрушительиыо волкаиы" возможны лишь при н условш „дерзкаго испризнатя участ!Я всевьшшей власти въ двлахъ челове ческих*". Отсюда рвзкое осуждеше возсташя декабристов* и глубокое не годование противъ европейскихъ рево люционеров*. Cnaceuie какъ Pocciu, такъ и всей Европы—въ религии и самодержавЫ. По основному характеру своего на строения и по формамъ своего поэти ческого творчества Ж. тЬсиейшимъ образомъ примыкает* к* школе сентгинентализш, къ школе Карамзниа, котораго онъ торжественно называл* своимъ учителемъ. Въ качестве пе реводчика, Ж. обращается за вдохно вением* 1гь такимъ писателям*, кото рые ИЛИ не имеют* никакого отно шен! я къ романтизму или весьма слабо связаны съ ним*. Его элегш н баллады сами по себе еще не выводят* нас* изъ пределов* сентиментализма, или „доромаитнзма на почве чувствитель ности". Склонность къ дидактизму н разеудочпости, отсутствие утонченной символики и причудливой фантастики проводят* резкую грань между Ж. и романтиками. Философ1я и эстетика немецких* романтиков* оказались трудными для его усвоешя. „Для насъ еще небесная и несколько облачная философ1я немцев* далека", писал* онъ 17 ноября 1827 г. Онъ никак* не мог* согласиться съ Тикомъ въ понимаши Шекспира. Питомсцъ сеитпмеитализма, Ж., однако, переросъ его. Духъ арзамасской вольности толкал* его вперед*. Литературный формы сентиментализма оказались недоста точными, чтобы вместить въ себе все содержание поэзш Ж.: естественным* образом* онъ эволющонируетъ въ сто рону романтики; возможно говорить даже о нвкоторомъ вл'янш на него со стороны немецких* романтиков* (при близительно съ 1816—17 гг.). Извест но, что Ж. ценил* произведешя Тика, Новалиса, Шлегеля п др. и собирался даже (въ 1817 г.) составить изъ нихъ альманах*; съ Тиком* онъ находился и въ личных* сношениях*. Въ творче стве Ж., действительно, было н нечто романтическое; это — релипозно-эстстическШ идеализм*, поэтическое анахоретство, предощуще1по невидимого Mipa, интуитивное постпжешо нсвыра-