* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
627 Екатерина II. 028 въ тоскливый и скучныя минуты Е. не терялась. Въ первый же годъ замуже ства, сидя нередко „одна одинешенька" въ своей комнате, она читала „отъ ску ки" книги, привезенный съ собой; пер вая, которую она прочла въ замуже стве, былъ романъ: „Tiran 1е Ыапс", и далее, въ течете целаго года, ново брачная развлекалась романами. Наи более популярные тогда романы изо биловали, хотя и наивными, „буколи ческими", но весьма неназидательными эпизодами, къ тому же и иллюстри рованными не менее нескромно; осо бенно выделялся ярко въ этомъ от ношенш усердно читавшийся не только дамами, но и молоденькими девицами,— пастушески романъ: „Les amoures pas torales de. Daphnis et СЫоё". Романы, однако, надоели E. Пытливый, трез вый умъ ея жаждалъ более здоровой пищи. Случайно Е. попались письма гос пожи Севинье, потомъ сочинетя Воль тера, после чего она, какъ говорить въ своихъ запискахъ, „стала разборчивее въ чтенш": тутъ были и Исторш Гер маши Барра, и Генриха IV Пернфакса, и Записки Брантома, и Платонъ, и Вольтеръ, и Тацитъ; аа Вольтеромъ следовали русскея книги, „сколько могла достать", въ томъ числе Бароней въ русскомъ переводе; потомъ, разсказываетъ Е., „мне попался Духъ За коновъ Монтескье, после чего я про чла летописи Тацита**. Едва ли какой другой авторъ произвелъ на нее такое потрясающее впечатл ение, какъ Тацитъ; даже Вольтеръ, ученицей коего долго считала себя Е., не сразу овладелъ ея вннмашемъ и въ отношенш силы и глубины произведепнаго впечатлене'я долженъ уступить место этому древнему великому знатоку людей и делъ. Тацитъ произвелъ „странный переворотъ въ голове" Е. „Я начинала", признается она въ сво ихъ запискахъ, „смотреть на вещисъ более дурной стороны и отыскивать въ вещахъ, представлявшихся моему взору, причипъ более глубокихъ и бо лее зависящихъ отъ различныхъ ин тересовъ". Вероятно, именно Тацитъ далъ обоснование темъ практическимъ мыслямъ, которыя были такъ свой ственны голове юнаго „философа", внушнвъ ему идею объ относительности морали, сковывающихъ человеческую волю понятий добра и ала. „Новые фи лософы", на отрицательное влёяше ко ихъ въ этомъ смысле указывалъ кн. Щербатовъ, лишь подкрепили и раз вили то меровоззреше, которое уже четко наметилось въ уме Е. при чте нш ею сочинешй велнкаго римскаго историка. Понятно, что любнмымъ героемъ Е. былъ Генрихъ IV, не побо явшейся заплатить аа Парижъ католи ческой обедней, ставившей политиче ский расчеть и чувственный наслажде ния выше религеозныхъ и моральныхъ соображений. Какъ изъ соввтовъ уважаемыхъ ею въ детстве и юности лицъ, такъ и изъ книгъ Е. вбирала въ себя лишь то, что подходило къ холодному, разсудочному складу ея ума. По преездё въ Россио Е. все надо было добывать себе неустанной борь бой съ препятстве'ями, съ людьми, все, начиная съ личной жизненной обста новки, даже съ гардероба, состоявшаго въ моментъ пре'езда всего изъ трехъ - четырехъ платьевъ и изъ од ной дюжины рубашекъ, И она повела эту борьбу, въ которой не знаешь, чему бо лее удивляться, еятерггввёюли ижелезной настойчивости, или хитрости и из воротливости. Е. умела вести себя въ обществе: на придворныхъ балахъ и куртагахъ всегда съ приветливой улыбкой, какъ бы ни было ей внутренне тяжело; спо койная и изящно простая въ обращении, она привлекала къ себ» мнопе сочув ственные взоры именно благодаря умной, чуждой всякой напыщенности и заносчивости манере держаться „на людяхъ"; красотой она не отли чалась, но ея стройная, средняго роста фигура, ея продолговатое лицо съ высокимъ лбомъ, съ ласковыми голубыми глазами и преятной улыбкой, ея мелодичесшй голосъ нравились многимъ; но, главное, она умела „нравиться", умела произвести впечатлеше и быть обаятельной не столько физическими, сколько внутренними, какъ природ ными, такъ и пр10бретешеыми свой ствами своей личности,—умомъ и тактомъ, тонко отшлифованными при по мощи широкой начитанности и обра зования. Многое изъ того, что делала В.,