* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

2В7 ГершанЬь 288 т вожди новой литературной школы— т романтики, думавшие иттп дальше по пути, на который вступили бурные renin и съ котораго свернули Готе и Шиллере. Эпоха романтизма и реставрацш. Романтизме и класснцнзмъ обыкно­ венно противопоставляются другъ дру­ гу. Въ действительности это два течешя, вышедшихъ изъ одного источника и дополняющихъ другъ друга. Оба не­ мыслимы безъ предшествующаго Sturm und Drang'a, и крайности обоихъ объ­ ясняются темъ, что они не имели до­ статочно твердой почвы въ реальныхъ услов1яхъ немецкой жизни. Средние века романтнкове—такая же утошя, какъ первобытный человеке Руссо или Грешя Шиллера. Романтизме, каке справедливо заме¬ чаете Фр. Гундольфъ, не есть система, а новое чувство Mipa. Всехъ предста­ вителей романтизма объединяете лишь одно — безконечная подвижность и жажда движешя. Для классиковъ пере­ живание являлось лишь средствомъ, творчество существовало ради творимаго. Для ромаитиковъ переживание— самоцель, творчество—ступень пере­ живания, поводъ къ нему ИЛИ послед­ ствие его. Имъ вуженъ процеесъ, а не результате. Не поззйя существуете для мйра, a M i p e для поэзии. Mipe со всеми его реальностями есть лишь символе поэтической, т. е. вечно-по­ движной, вечно-изменчивой силы, жи­ вущей ве неме. Быть позтомъ значите разгадать этотъ символе и т е м е осво­ бодить заключенное в е „п'ероглифы" (видимую действительность) мировое движение; поэтому июэте—призванный истолкователь всехъ явлений вселен­ ной. Для Новалиса въ понятие поээш входить и мораль, и математика, и химия; слово поэте является для него синонимоме мудреца. Одннмъ изъ глав ныхъ средстве ке разрешению мировыхе загацокъ является знаменитая „романтическая ирония". Поэть-мудрецъ не должене забывать относительности всего существующаго; ирония — постоянный кон­ троль духа, каке вечно подвижного начала, нале духомъ, прикованнымъ lie действительности. Поэтому роман­ тизме во всемъ нереальноме, ииенуж- номъ, неразумномъ—сне, безумии, игре воображешя, сказке—думаетъ скорее и непосредственнее познать тайну мирового движения, нежели въ обычныхъ нормахъ логиически-действительнаго. Поэтому, ночь, сливающая все вместе въ одинъ таинственный мракъ, действительнее дня, который осве­ щаете, оформлнваете и расчленяете вещи. Поэтому и человекъ въ глаэахъ романтика лишь одинъ изъ атомовъ безконечнаго хаоса; у Тика и Новалиса живете и говорите все—деревья и скалы, ручьи и облака, но в с е они выражаюте не себя, а суть лишь сим­ волы, р е ч и которыхе открывоютъ тай¬ ный смысле M i p o B o r o движения. Философскую систему романти-зма пытались дать Фихте и Шеялипгъ. Исходя изъ учения Канта о невозмож­ ности познать Ding an sich ui объ ир­ реальности категорий времени и места, Фихте въ своей „Wissenschaftslehre" (1794) отрицаетъ существо ваше реальнаго M i p a вне Я. Лишь потому, что мы не въ состояшп выработать поня­ тая Я безъ чего-либо, что не есть Я, мы должны отделить отъ себя M i p b и противопоставить себя ему. Разладь между Я и не-Я (духомъ и природой) пытается примирить натурфилософия Шеллинга(1797—1799), утверждая то­ ждественность духа н. природы и пони­ мая природу, какъ безеознательно тво­ рящий духе. Так имъ образомъ, романтиэмъ ка­ жется еще более отрешеннымъ отъ жизни народа, чемъ классицизмъ Гете и Шиллера. Но на д е л е онъ оказался этапоме по пути къ реалистическому искусству. Ища, въ противоположность строгой стройности и ясности класси­ цизма, всюду наивнаго, сказочнаго, красочнаго, романтики чпмъ дальше, темъ больше обращаются къ прошлому своего собственнаго народа, роднымъ повврьямъ и преданьямъ. Если средне­ вековой городе въ первоме романе Тика („Странствия Франца Штернбальда", 1798) носите еще совсемъ фантастический характеръ, то баллады Уяанда- основаны уже на серьезномъ изученш рыцарской поээш, и Арнимъ въ романе „Стражи короны" („Die Kronenwachter", 1817) даетъ правди­ вую картину X V I века- Тотъ же Ар-