* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

С (684–744) С и рабочего класса в целом выше интересов его непримиримого классового противника — буржуазии, особенно самого ненавистного ее представителя — кулака и спекулянта». Эта позиция П. И. Стучки по вопросу о принципе эквивалентности в праве была подвергнута критике, в частности, со стороны Е. Б. Пашуканиса, который обвинял П. И. Стучку в том, что он и в теории, и в своей практической работе в качестве Председателя Верховного суда РСФСР считал возможным ориентироваться на принцип эквивалентного возмещения ущерба при лишении имущества. Политико-идеологическая острота этой проблемы была обусловлена тем, что речь фактически шла об имуществе раскулачиваемых крестьян и нэпманов. В этом ключевом вопросе П. И. Стучка (при всех неизбежных в тех условиях оговорках, исключениях и т.д.) отстаивал принцип эквивалента. Е. Б. Пашуканис же в духе тогдашней практики выступал за безвозмездное изъятие соответствующего имущества и расценивал соблюдение принципа эквивалента применительно к кулакам и нэпманам как искажение классовой линии. С теоретической точки зрения приверженность П. И. Стучки концепции классового характера права не согласовывалась с признаваемым им «юридическим равенством», правосубъективностью индивидов и т.д. Пытаясь преодолеть это очевидное противоречие, П. И. Стучка утверждал, что «старое (буржуазное) понимание права как “правомочия — обязанности” отменяется пролетарской революцией и не подходит для нового права и правопонимания. Победа пролетарской революции означает, что отношения не только на социалистических фабриках в области производства, но даже в области обмена, поскольку таковой находится в руках пролетарского государства, происходят внутри того же класса трудящихся, если рассмотреть все эти отношения в их совокупности. Два противоположных полюса — правомочие и обязанность — перестают быть противоположностями. Рабочий класс в целом находится не на наемном труде у класса капиталистов, а работает на класс рабочих же, так сказать, сам на себя. Так отмирает противопоставление права и обязанности. Количество переходит в качество; по мере того как эти отношения делаются всеобщими, они производят переворот в старой идеологии, полученной в наследство от буржуазии». С этих позиций «военный коммунизм» П. И. Стучка характеризует как «прямой путь к социализму и коммунизму», отмечая по сути дела его неправовой характер. В этом смысле нэп — это окольный путь к социализму и коммунизму, временное отступление в строго ограниченных советским законодательством пределах. «Советская власть, — писал он, — разрешила и частичный свободный товарообмен и узаконила отношения мелкого товарного производства, допуская в нем на известных условиях даже частника-капиталиста». Таким образом, для П. И. Стучки нэп в правовом смысле — это лишь ограниченное допущение (как он говорил – «рецепция») буржуазного частного права в жестких пределах господства социалистической государственной собственности, диктатуры пролетариата, «классового» толкования права. В той мере, в какой при нэпе допускались частное производство и частный оборот, в той же мере должно было быть допущено и буржуазное право. Именно в силу его правового характера гражданское право и являлось для П. И. Стучки чем-то сугубо буржуазным. Он даже советский Гражданский кодекс отождествлял с буржуазным правом и писал: «буржуазное право (ГК)». И только неправовое в ГК (классовость, плановость и т.д.) образует, по П. И. Стучке, «советский характер нашего гражданского права». Для него ГК периода нэпа — это «буржуазный кодекс». «Наш кодекс, — пояснял он, — наоборот, должен ясно и открыто показать, что и гражданский кодекс в целом подчинен социалистической плановости рабочего класса». В целом можно сказать, что П. И. Стучка, как и другие сторонники «классового права», под новым, советским, пролетарским (а затем, с 1936 г. — и социалистическим) правом понимали установление диктатуры пролетариата в лице новой партийно-политической власти (декреты, законы, указы, постановления и т.д.), которыми вовсе отменялось (при «военном коммунизме» и его продолжении — социализме) или ограниченно допускалось (при нэпе как «передышке») буржуазное право. Именно революционное отрицание права (так называемая «революция права»), — т.е. правила, формы, порядок и система такого отрицания права (в целом — при «военном коммунизме» и социализме, во многом и существенном — при нэпе) в условиях диктатуры пролетариата, — рассматривалось и толковалось как существо, смысл и содержание нового права. С таких же классовых позиций трактовал П. И. Стучка и значение «революционной законности». В этом ключе он призывал в Уголовно-процессуальном кодексе РСФСР отбросить «все, что в нем лишнего, вредного, противоречащего интересам трудящихся». Совет- 736