Главная \ Правовая наука и юридическая идеология России. Энциклопедический словарь биографий) \ 751-800

* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
энциКлопедичеСКий Словарь биографий присваиваем себе всякое чужое изобретение, а сами не изобретаем; мы постепенности не знаем ни в чем; мы схватываем вдруг, но за то и многое из рук выпускаем». «Мы живем в каком-то равнодушии ко всему, в самом тесном горизонте без прошедшего и будущего. Если ж иногда и принимаем в чем участие, то не от желания, не с целью достигнуть истинного, существенно нужного и приличного нам блага, а по детскому легкомыслию ребенка, который подымается и протягивает руки к гремушке, которую завидит в чужих руках, не понимая ни смысла ее, ни употребления». «История русского народа составляет сплошь один ряд последовательных отречений в пользу своих правителей». Это обстоятельство в политической жизни России побуждает П. Я. Чаадаева доискиваться до корней ее «собственного порабощения и порабощения всех соседних народов». Впрочем, рассмотрение русской истории «с философской точки зрения» позволило П. Я. Чаадаеву указать на одну из ее замечательных страниц, «когда народ действительно жил, когда его сердце начинало биться по-настоящему», когда «его социальный принцип проявлялся во всей своей чистоте», — это время Минина и Пожарского, время свободного порыва всех скрытых сил русского народа. «Впрочем, настанет и пора рассуждений, они прибудут по зимнему пути… Россия призвана к необъятному умственному делу; ее задача — дать в свое время разрешение всем вопросам, возбуждающим споры в Европе». России поручены интересы человечества, и в этом ее будущее, в этом ее прогресс. «Придет день, когда мы станем умственным средоточием Европы…». Но прежде чем Россия станет «совестным судом» по тяжбам человеческого духа, «она должна понять свое прошлое, признать свои собственные заблуждения, раскаяться в них и сделать плодотворные выводы на будущее». Идеал П. Я. Чаадаева — жизнь по воле разума, в полном согласии с природой и требованиями социальности, с необходимостью диктуемыми условиями общественного развития. Совершенный умственно и морально человек способен жить без посреднической роли позитивного закона и уж во всяком случае — без внешнего принуждения со стороны политической силы. П. Я. Чаадаев считал, что выдающиеся личности (Моисей, Платон, Эпикур, Кеплер, Ньютон, Петр I, Пушкин, Шеллинг) ниспосланы свыше и творят благодаря Божественному откровению, но это совсем не перечеркивает действия исторических закономерностей, активной роли наций и народов, влияния политических форм правления. Подобно Руссо или французским утопическим социалистам, П. Я. Чаадаев полагал, будто люди имели когда-то свой «золотой век», свою «лучшую жизнь», но, в отличие от Мабли, например, считал, что и «утраченное и столь прекрасное существование может быть нами вновь обретено… это всецело зависит от нас и не требует выхода из мира, который нас окружает». «Высший разум, выражая свой закон на языке человека, снисходя к нашей слабой природе, предписал нам только одно: поступать с другими так, как мы желаем, чтобы поступали с нами». В третьем философическом письме мы находим положение, вообще не оставляющее сомнений в необходимости «земной», социально-политической трактовки чаадаевских апелляций к христианству: «Так вот та жизнь, к которой должен стремиться человек, жизнь совершенства, достоверности, ясности, беспредельного познания, но прежде всего — жизнь совершенной подчиненности; жизнь, которой он некогда обладал, но которая ему также обещана и в будущем. А знаете ли вы, что это за жизнь? Это Небо: и другого неба помимо этого нет. Вступить же в него мы можем отныне же, сомнений тут быть не должно». Совершенно очевидно, что речь идет не о подчиненности светской или даже духовной власти. В существовании политической силы, и в особенности в превосходстве ее над явлениями морального свойства, П. Я. Чаадаев видел одни невыгодные последствия. Именно по этой причине он отдавал предпочтение духовной власти перед государственной. С его точки зрения, «учреждения законодательные, политические, юридические и прочие подобные» нужны единственно «для поправления вреда, ими же сделанного». И поскольку П. Я. Чаадаев верил в грядущее моральное совершенство людей, он расценивал социально-политический порядок как «временное лекарство временному недугу». П. Я. Чаадаеву импонирует верховенство знания и знающих. Даже к религиозному П. Я. Чаадаев призывал подходить рационально. «Духовное» и «нравственное» у него не тождественно религиозному. Напротив, в религиозном он пытается увидеть и взять все то, что, по его мнению, отвечает рациональному и нравственному, что служит укреплению единства людей. В свете этих исходных положений легко понять идеал П. Я. Чаадаева — проведение коренных переустройств общества мирными средствами. Просветительство — вот основное из них. Надо пропагандировать истинную и добрую идею, «в свое время мысль найдет другую, родственную». Республиканизм бонапартистского толка также неприемлем для П. Я. Чаадаева. С какой-то точки зрения форма правления вообще не имеет для П. Я. Чаадаева значения, — лишь бы «человеческий ум приобрел свою наивеличайшую энергию», а люди не замыкались в глуповатом благополучии и блаженном самодовольстве. Взгляды П. Я. Чаадаева созвучны тому образу правления, который ориентируется на наилучших, избранных и отвергает непосредственное волеизъявление народа. Об этом, в частности, можно судить по письму к А. И. Тургеневу, в котором отвергается поиск разума «в толпе». 775 ч