* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ч (776–800) ч позиции и пропагандой политической линии является известное положение из его «Апологии сумасшедшего»: «…Больше, чем кто-либо из вас, поверьте, я люблю свою страну, желаю ей славы, умею ценить высокие качества моего народа; но верно и то, что патриотическое чувство, одушевляющее меня, не совсем похоже на то, чьи крики нарушили мое спокойное существование и снова выбросили в океан людских треволнений мою ладью, приставшую было у подножья креста. Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы, прежде всего, обязаны родине истиной». В некоторых публикациях акцентировалось внимание на том, что Пушкин указал П. Я. Чаадаеву на его преувеличения. Между тем главное состоит в общем приятии Пушкиным чаадаевского письма, нахождении в нем «много вещей глубокой правды»: «Нужно признаться, что наша общественная жизнь весьма печальна. Это отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всякому долгу, к справедливости и правде, это циническое презрение к мысли и человеческому достоинству действительно приводит в отчаяние. Вы хорошо сделали, что громко это высказали». П. Я. Чаадаев — христианин. Но идеалы его отнюдь не заоблачны. Они связаны с наилучшим устройством земной жизни. Стремясь понять общие закономерности мирового сообщества, он оставался человеком «от мира сего». По П. Я. Чаадаеву, «пути Господни — исповедимы» и «мир духовный можно познать так же, как и мир физический». П. Я. Чаадаев — идеалист. Всякая история новейшего общества совершается, по П. Я. Чаадаеву, «на почве мнений». Материальный интерес у П. Я. Чаадаева «никогда не подымается до уровня чисто духовных потребностей». «Таким образом, главный и, можно сказать, единственный интерес новых народов всегда заключался в идее. Все положительные, материальные, личные интересы поглощались ею». Новое общество «шло вперед лишь силою мысли. Интересы всегда следовали там за идеями, а не предшествовали им; убеждения никогда не возникали там из интересов, а всегда интересы рождались из убеждений. Все политические революции были там в сущности духовными революциями: люди искали истину и попутно нашли свободу и благосостояние». Отсюда правовые позиции П. Я. Чаадаева: должны существовать некие исходные идеи, впитываемые человеком с рождения, обосновываемые каждым общественным институтом, всеми условиями жизни. «Это идеи долга, справедливости, права, порядка… необходимые начала мира общественного». Отсюда печаль по поводу нравственных начал 774 в русской жизни. «Много ли соберете вы у нас начальных идей, которые, каким бы то ни было образом, могли бы руководствовать нас в жизни?». П. Я. Чаадаев — приверженец естественно- правовой идеи о существовании «предвечных» законов, в соответствии с которыми действует выработанное человеком политическое или нравственное законодательство. Если человеческие законы не соответствуют тому вечному и объективному началу, «в силу которого совершается или должно совершиться явление на своем пути к возможному совершенству», то они уже не могут именоваться законами. Беда же России в том, в частности, что русский народ «признает лишь право дарованное и отметает всякую мысль о праве естественном… идеи законности, идея права для русского народа бессмыслица…». Как бы в доказательство он пишет: «Правительство преследует не поступок автора, а его мнения». В духе естественно-правовых идей поставлен вопрос о соразмерности наказания преступлению. «Законы о наказаниях имеют в виду не только охрану общества, целью их служит еще наиболее возможное усовершенствование человеческого существа», — писал он. И далее продолжал: «Уголовное законодательство предназначено не только оградить общество от внутреннего врага, но еще развить чувство справедливости. С этой точки зрения следует рассматривать все виды наказания и самую смертную казнь, которая ни в коем случае не есть возмездие, а лишь грозное поучение, действительность которого, к сожалению, весьма сомнительна». Именно с естественно-правовых позиций критикует он самодержавие, абсолютистский порядок, крепостное право, отсутствие личных свобод и личного достоинства. «Христианский народ в 40 миллионов душ пребывает в оковах». «Все в России носит на себе печать рабства — нравы, стремления, образование и вплоть до самой свободы…». «Говоря о России, постоянно воображают, будто говорят о таком же государстве, как и другие; на самом деле это совсем не так. Россия — целый особый мир, покорный воле, произволению, фантазии одного человека, — именуется ли он Петром или Иваном, не в том дело: во всех случаях одинаково это — олицетворение произвола». Применительно к России П. Я. Чаадаев констатирует бесплодность мысли, запрет на нее и нежелание бороться за свободу мнений. Примечателен в этом отношении следующий его афоризм: «Во Франции на что нужна мысль? — Чтоб ее высказать. В Англии? — Чтоб привести ее в исполнение. В Германии? — Чтоб ее обдумать. У нас? — Ни на что!…». «Мы растем, но не зреем; идем вперед, но по какому-то косвенному направлению, не ведущему к цели. Мы подобны детям, которых не заставляли рассуждать; возмужав, они не имеют ничего собственного…». «…Мы с чрезвычайной ловкостью