* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

энциКлопедичеСКий Словарь биографий образом с шипами этой свободы: гораздо реальнее кары за “злоупотребление” ею, чем самые блага, ею даваемые». К злу беззакония и нищеты так называемые законодательные реформы прибавляют лишь «обман и самообман». Этот обман В. Д. Набоков испытал на собственной шкуре. Избранный в Государственную думу, свою депутатскую деятельность В. Д. Набоков начал законопроектом об амнистии, составленным им собственноручно по просьбе ЦК кадетской партии. Первая Государственная дума не успела обсудить кадетский законопроект о неприкосновенности личности, который при своем воплощении в жизнь, как предполагалось, должен был положить начало новому порядку в России, «основанному на уважении к личности, на строгой обеспеченности личных прав». В Основные законы была включена статья о неприкосновенности жилища (ст. 75), о неприкосновенности личности не говорилось, что, по мнению В. Д. Набокова, было умышленным пробелом и самым отрицательным образом сказывалось на развитии общественных отношений. В своих выступлениях, публикациях он иллюстрировал это на примере различных погромов, военно-полевых судов и др. Ни классовых, ни расовых перегородок В. Д. Набоков не признавал. Не идеализировал «простолюдинов» (в частности, не терпел лакеев, всякую прислугу, пьянство, матерщину), но и не выносил, когда глумилась над ними «дворянская чернь». Как и его отец, он не был антисемитом. Когда в апреле 1903 г. в Кишиневе случился страшный еврейский погром (полсотни убитых, полторы сотни тяжело раненых, тысячи пущенных по миру), В. Д. Набоков как юрист и гласный Петербургской городской думы одним из первых осудил его самым резким образом в газете «Право». Позиция кадетской фракции в Государственной думе была однозначной: погромы позорят Россию. В России «борьба за свободу, — говорил В. Д. Набоков, — есть борьба с правительством», политика которого в сущности есть сплошная борьба с народом. Пока такое правительство находится у власти, «в полной силе останется старая система административного произвола, казней, ссылок без суда, чрезвычайной охраны и военного положения». Прогрессивная часть юридической общественности России осудила роспуск I Государственной думы, которая, по словам В. Д. Набокова, проделала «огромную законодательную работу», несмотря на чрезвычайно неблагоприятные условия для законодательствования. В нормальном конституционном государстве, аргументировали правоведы, роспуск парламента является конституционным лишь при наличии объективных причин, дающих основание предполагать, что воля депутатов расходится с волей избирательного корпуса. Если возникает такое обоснованное сомнение, роспуск парламента как апелляция к народу является актом вполне правомерным. В Манифесте же о роспуске Думы от 8 июля 1906 г. депутатам инкриминировалось то, что они: 1) позволили себе заняться некоторой реформой «местных властей», поставленных «верховной властью»; 2) осмелились указать на несовершенства Основных законов; 3) апеллировали от имени Думы непосредственно к народу. Антиконституционным назвал В. Д. Набоков акт императора от 3 июня 1907 г., вносивший изменения в избирательное законодательство (ограничение или отмена «окраинного представительства», деление избирателей на разряды, цензовые ограничения, усиление полицейских прав в отношении избирателей, «полное оттеснение крестьян, менее обеспеченных классов» и др.), что было «направлено на обеспечение представительства, более безопасного для данной правительственной системы, но отнюдь не могущего претендовать на то, чтобы лучше и вернее выражать истинную волю или хотя бы истинные нужды народа». Указанные изменения, отмечал он, противоречат нормативам, установленным Основными законами, «идут вразрез с истинным конституционализмом». Согласно «установившемуся в науке государственного права взгляду, в случае серьезных оснований предполагать между страной и палатой значительные разногласия в мнениях, приглашение высказаться вновь должно быть обращено к прежнему составу избирателей». Был совершен насильственный разгон Думы исключительно, подчеркивал В. Д. Набоков, за ее оппозиционность. «Верховная власть» в лице императора, не желая выпускать бразды правления из своих рук, злоупотребила правом роспуска Думы. Никакого «разделения властей» не получалось. Принцип верховенства «законодательной власти» не срабатывал, упорно насаждался принцип гегемонии «исполнительной власти». Указывалось на общую непригодность «теории равновесия властей» как таковой, предложенной Ш. Монтескье, к реальной государственной действительности. «В правовом (конституционном) государстве, — подчеркивали правоведы, — правительственная власть подчинена законодательной: о координации этих властей нет и не может быть речи». Бесцеремонное отношение «верховной власти» к институту народных представителей, обращал внимание В. Д. Набоков, «может вселить в населении вполне естественное сомнение в пригодности парламентских форм для осуществления тех сложных задач первостепенной важности», которые стоят перед Россией. Не вполне осознается, говорил он, «значение и важность Думы» как законотворческого органа. В этой связи поднимался вопрос о значении правильной, конструктивной оценки данного органа с правовой точки зрения, о правильной политико-правовой ориентации общественного мнения. «На «ура» мы всегда способ479 н