* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

г (141–195) г ственного, всеобщего и частного. С этих позиций он критиковал и отвергал, с одной стороны, произвол и безответственность личности, эгоизм и анархизм, а с другой стороны, этатизм и деспотизм, различные их формы (религиозные, политические, социальные, экономические и т. д.). Подавление личности государством («поглощение его в государстве») А. И. Герцен называл современной светской религией, пытающейся занять место традиционной религии (с ее «поглощением лица в Боге»): «Бог заменен централизацией и поп — квартальным надзирателем». Подобная светская религия культивирует «идол государства с царем наверху и палачом внизу». Подчинение личности обществу, государству, народу, человечеству, той или иной идее он характеризовал как «продолжение человеческих жертвоприношений, заклание агнца для примирения Бога, распятие невинного за виновных». Широкое распространение идеологии обожествления государства А. И. Герцен связывал с усилением роли государства в процессе буржуазных преобразований в странах Западной Европы. «Гражданская религия, — писал он, — апофеоза государства, идея чисто романская и в новом мире преимущественно французская. С нею можно быть сильным государством, но нельзя быть свободным народом, можно иметь славных солдат, но нельзя иметь независимых граждан». В подходе к государству А. И. Герцен испытал определенное влияние ряда анархистских идей Бакунина и Прудона (например, представление о федеративной форме правления в виде союза самоуправляющихся сельских, волостных, городских, уездных и областных общин). Но резко критикуя деспотизм, обожествление сильного государства и т. д., А. И. Герцен, в отличие от анархистов, не был антигосударственником и не отрицал государство как таковое. Характеризуя государство как исторически изменяющуюся (и приспосабливающуюся к новым обстоятельствам) форму организации человеческого общежития «значительных размеров», он писал: «Государство не имеет собственного определенного содержания, оно служит одинаково реакции и революции, тому, с чьей стороны сила». Государство как форма организации общей власти в руках тех, у кого социально-политическая сила, согласно трактовке А. И. Герцена, еще не потеряло своего значения в общественной жизни людей. «Из того, — подчеркивал он, — что государство — форма переходная, не следует, что эта форма уже прошедшая». Проблема будущности государства для А. И. Герцена связана с вопросом о социализме. «Европа, — писал он, — не разрешила антиномии между личностью и государством, но она поставила себе задачею это разрешение. Россия также не нашла этого решения. Перед этим вопросом на150 чинается наше равенство». Резюмируя свои представления о непримиримой противоположности между сильным государством и свободой народа, он подчеркивал: «Деспотизм или социализм — выбора нет». При решении этой проблемы существенное преимущество России по сравнению с Европой, согласно А. И. Герцену, состоит в сохранении сельской общины и общинной собственности как естественной исходной основы русского социализма. В письме к французскому историку И. Мишле (1851) он писал: «…Вы видите, какое счастье для России, что сельская община не погибла, что личная собственность не раздробила собственности общинной; какое это счастье для русского народа, что он остался вне всех политических движений, вне европейской цивилизации, которая, без сомнения, подкопала бы общину и которая ныне сама дошла в социализме до самоотрицания». По словам А. И. Герцена, для России «бесконечно важно», что община, которая спасла русский народ от монгольского варварства и императорской цивилизации, от своих помещиков и немецкой бюрократии, устояла против вмешательства власти и «благополучно дожила до развития социализма в Европе». А. И. Герцен считал, что отсталость России по сравнению с Западом может оказаться ее преимуществом: минуя тупики западного пути развития, Россия благодаря сохранившейся общине быстрее и легче осуществит цели «социальной революции» и установит «сельский коммунизм». «Задача новой эпохи, в которую мы входим, — подчеркивал Герцен, — состоит в том, чтобы на основаниях науки сознательно развить элемент нашего общинного самоуправления до полной свободы лица, минуя те промежуточные формы, которыми по необходимости шло, плутая по неизвестным путям, развитие Запада. Новая жизнь наша должна так заткать в одну ткань эти два наследства, чтоб у свободной личности земля осталась под ногами и чтобы общинник был совершенно свободное лицо». В герценовской концепции «русского социализма» характерные для славянофилов положения о российской самобытности (сохранение сельской общины, общинной собственности и т. д.) сочетаются с идеями западников о роли европейского просвещения, достижений науки и т. д. «Мы, русские, прошедшие через западную цивилизацию, — писал он о своих единомышленниках и в целом о просвещенной части русского общества, — мы не больше, как средство, как закваска, как посредники между русским народом и революционной Европою. Человек будущего в России — мужик, точно так же как «во Франции — работник»». Российское правительство, по оценке А. И. Герцена, напротив, «отреклось от цивилизации», а русский царь «принимает на себя обязанность перво-