* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

энциКлопедичеСКий Словарь биографий По окончании университета состоял в адвокатуре. Был принят в университет для подготовки к профессорскому званию и направлен в заграничную научную командировку. В 1914 г. в Московском университете защитил магистерскую диссертацию по специальности государственное право на тему: «Этика Фихте. Основы права и нравственности в системе трансцендентальной философии». Состоял приват-доцентом Московского университета. Кроме того, преподавал в московском Коммерческом институте и Народном университете Шанявского. В 1917 г. Б. П. Вышеславцев был избран экстраординарным профессором юридического факультета, но утверждение не состоялось изза революционных событий; после же Октябрьской революции, отмечает Н. Н. Алексеев, «все стали называться профессорами без всяких высших санкций». В 1922 г. был выслан из страны. В 1922–1924 гг. Б.П. Вышеславцев жил в Берлине, читал лекции в основанной здесь Религиознофилософской академии. Вместе с академией переехал в Париж, где был приглашен на должность редактора в издательство ИМКА-Пресс. В 1925 г. вместе с Н. А. Бердяевым, с которым сблизился еще в Москве, участвуя в работе Академии духовной культуры, основал журнал «Путь». По-видимому, в середине 20-х гг. у Б. П. Вышеславцева произошло знакомство со швейцарским психоаналитиком К. Г. Юнгом, сыгравшее значительную роль в написании «Этики преображенного Эроса». Во время Второй мировой войны Б. П. Вышеславцев жил в Германии. В конце 40-х гг. философ переехал в Женеву. Наиболее значимые работы: «Гарантии прав гражданина» (М., 1917); «Вера, неверие и фанатизм» (Варшава, 1928); «Сердце в христианской и индийской мистике» (Париж, 1929); «Этика преображенного Эроса» (Париж, 1931); «Философская нищета марксизма» (Париж, 1952); «Кризис индустриальной культуры: Марксизм, неосоциализм, неолиберализм» (Нью-Йорк, 1953); «Вечное в русской философии» (Нью-Йорк, 1955). На Западе произошло становление Б. П. Вышеславцева как русского мыслителя, и в этом, пожалуй, заключается своего рода «парадокс» его творчества и судьбы. Во введении к своей книге «Вечное в русской философии» он пишет: «Не существует никакой специально русской философии. Но существует русский подход к мировым проблемам, русский способ их переживания и обсуждения… Национализм в философии невозможен, как и в науке; но возможен преимущественный интерес к различным мировым традициям мысли у различных наций». «Преимущественный интерес» самого Б. П. Вышеславцева был сосредоточен на темах: «есть ли Бог, или Абсолют, или это всего лишь «иллюзия» человечества»; «сердце в христианской и индийской мистике»; «интуиция и вдохновение»; «тайна детства»; «совершенная любовь» и т. п. Значителен в его творчестве удельный вес социальной проблематики. Знакомство с психоанализом вообще было необходимо любому русскому мыслителю XX в., так как это была одна из самых серьезных попыток того времени осмыслить феномен «иррационального». Однако психоанализ в том варианте, который развивал З. Фрейд, был неприемлем для Б. П. Вышеславцева. Гораздо больше его устраивала психоаналитика К. Юнга с ее «коллективным бессознательным» и серьезным отношением к проблеме Бога и вообще религии. Образец гармоничного сочетания «архаизма» и «модерна» представляет книга Б. П. Вышеславцева «Этика преображенного Эроса». Подлинная сублимация возможна лишь при наличии Абсолюта. Поэтому системы, в которых Абсолют отрицается, заменяют сублимацию «профанацией», т. е. телесно-физическое возвышают до духовного, а, наоборот, духовное низводят до низшего материального или даже физиологического уровня: «человек есть то, что он ест». Будучи по самой своей сути «светским» мыслителем, Б. П. Вышеславцев, по-видимому, преднамеренно не поднимал вопроса о том, как концепция его «преображенного Эроса» сочетается с религиозной христианской догматикой (в частности, православной). Б. П. Вышеславцев размышлял о возможных путях выхода из кризиса гуманистической мысли применительно к России. Этим объясняется и особый интерес мыслителя (вообще не проводившего принципиального различия между художественным и философским творчеством) к наследию А. С. Пушкина и Ф. М. Достоевского. Поэзия Пушкина, по его мнению, есть «поэзия свободы», знак и доказательство того, что потенциально русский человек свободнее западного. Но «русская стихия», так глубоко освещенная и осмысленная Достоевским, не дает этой свободе вылиться в социально приемлемые формы. «Русский человек боится сам себя», — заметил Б. П. Вышеславцев. Вывод, к которому он пришел, может показаться на первый взгляд парадоксальным: «Спасти Россию может лишь трезвый практицизм и реализм, порожденный русской стихией». На самом деле для мыслителя, стремившегося преодолеть крайности славянофильства и западничества, в таком выводе нет ничего удивительного. Первый том «Этики преображенного Эроса» представляет совершенно законченное исследование, предметом которого является поиск ответов на центральные вопросы: 1. Почему Закон как принцип этики должен быть отвергнут? В чем несовершенство морали долга? Почему «морализм» раздражает? и 2. В чем состоит принцип более совершенной этики, этики Благодати, этики сублимации, «этики преображенного Эроса»? 137 в