* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

Творчество Д.. В. Винникотта (М. Масуд Р. Хан) Примерно за двести лет до этого Жан-Жак Руссо в своем сочинении «Les Reveries du Promeneur Solitaire» (1776) с воодушевлением писал о своем отказе от всех человеческих отношений и от общества, который должен был привести к окончательному овладению своей собственной Самостью. Едва ли можно найти лучший пример одиночества, которое Винникотт называет «состоянием уединенности, защитной организацией, указывающей на боязнь оказаться преследуемым». Примерно через сто лет после Руссо Фридрих Ницше в своей последней книге «По ту сторону добра и зла» (1885) попытался изобразить сущность благородного, одинокого человека, выбирающего одиночество по собственной воле: «Духовное высокомерие и брезгливость каждого человека, который глубоко страдал, — как глубоко могут страдать люди, это почти определяет их ранги — его ужасающая уверенность, которой он насквозь пропитан и окрашен, уверенность, что благодаря своему страданию он знает больше. чем могут знать самые умные и мудрые люди, что ему ведомо много далеких и страшных миров, в которых он некогда 'жил' и о которых 'вы ничего не знаете!'... это духовное безмолвное высокомерие страдальца, это гордость избранника познания, 'посвященного', почти принесенного в жертву, нуждается во всех видах переодевания, чтобы оградить себя от прикосновения назойливых и сострадательных рук и вообще от всего, что не равно ему по страданию. Глубокое страдание облагораживает; оно обособляет» 3. Винникотт предлагает нам третью альтернативу: «Какие бы формы переживаний ни вели к появлению способности к одиночеству, существует все же один основной вид опыта, без которого способность к одиночеству не возникает: этот опыт заключается в том, чтобы в младенчестве и раннем детском возрасте быть наедине с собой в присутствии матери. Следовательно, в основе способности быть наедине с собой содержится парадокс; речь идет об опыте оставаться наедине с собой в то время, когда рядом находится кто-то другой» (Winnicott 1965b, нем. изд., 38). Таким образом, Винникотт изображает одиночество не только как человеческое переживание, но и как переживание, относящееся к Я, которое позитивным образом включает в себя других людей. Он аргументирует: «Лично я предпочитаю выражение отнесенность к Я, практическое удобство которого заключается в том, что по смыслу оно противоположно термину отнесенность к Оно, обозначающему постоянное усложнение так называемой жизни Я. Отнесенность к Я указывает на взаимоотношения между двумя людьми, один из которых (или даже оба) находятся наедине с собой, однако присутствие одного из них является важным для другого. Я считаю, что при сравнении значений слов 'нравиться' (like) и 'любить' (love) можно увидеть, что 'нравиться' является вопросом отнесенности к Я, тогда как 'любить' является скорее вопросом отношений Оно в чистом или сублимированном виде... Главная мысль моего тезиса заключается в том, что мы должны быть способны говорить о простой форме одиночества, и даже если мы согласимся, что способность к настоящему одиночеству не является чем-то первоначальным, эта способность все же основывается на раннем опыте одиночества в присутствии другого человека. Пребывание в одиночестве в присутствии другого человека может переживаться на очень ранней стадии, когда незрелость Я естественным образом компенсируется поддержкой Я со стороны матери. С течением времени индивид интроецирует мать, поддерживающую его Я, и тем самым становится способным быть наедине с собой, не обращаясь часто к матери или к символу матери» (там же, 38, 40—41). Винникотт рассматривал отнесенность Я как «материал, из которого возникает дружба. Она может также иногда становиться матрицей переноса». В заключение Винникотт говорит: «Я думаю, все мы единодушны в том, что импульс Оно важен только тогда, когда он содержится в жизни Я. Импульс Оно либо разрушает слабое Я, либо усиливает сильное. Можно сказать, что отношения Оно усиливают Я, 251