* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ПСИХОАНАЛИЗ. Последователи Фрейда Винникотт хорошо понимал, какую огромную неблагодарность проявляет пациент в момент регрессии к своей потребности и что на эту неблагодарность при переносе следует отвечать не сочувствием или интерпретациями, а только дозированной ненавистью. Если ненависть при контрпереносе отрицается, то клинические отношения, как правило, вырождаются в лесть и досаждающее сочувствие пациенту или в «затыкание» пациента многословными интерпретациями, которые только оскорбляют пациента и еще больше усиливают его неспособность. Еще одну характеристику особого рода внимания, которого регрессировавший пациент требует от аналитика, лучше всего можно описать на примере того, что Винни-котт назвал «первичной материнской заботой»: «Если мать в достаточной мере отвечает потребностям младенца, то тогда его собственная линия развития лишь в крайне незначительной степени нарушается из-за реакций на вторжения. (Речь, разумеется, идет о реакциях на вторжения, а не о вторжениях как таковых.) Фрустрация со стороны матери вызывает реакции на вторжения, а эти реакции прерывают 'прогрессирующее бытие' младенца. Избыточность такой реакции вызывает не фрустрацию, а угрозу уничтожения. Это, на мой взгляд, является весьма реальным примитивным страхом, который предшествует любому другому страху, содержащему в своем описании слово 'смерть'. Другими словами, основой установления Я является достаточность 'прогрессирующего бытия', которая не уменьшается из-за реакций на вторжения. Эта достаточность 'прогрессирующего бытия' возможна только вначале, когда мать находится в том состоянии, которое (как мне кажется) является совершенно реальной вещью — в состоянии здоровой беременной матери, в конце ее беременности, а также в течение нескольких недель после рождения ребенка. Только если мать сенсибилизирована в описанном мною смысле, она может войти в положение младенца и вместе с тем удовлетворить его потребности. Сначала ими являются телесные потребности, которые постепенно превращаются в потребности Я, в то время как в результате развития воображения формируется психология. Затем устанавливается контакт между Я матери и ребенка, от которого мать в конечном счете снова освобождается и в результате которого ребенок в надлежащий момент приходит к представлению о матери как человеке. Под этим углом зрения мать обычно осознается как человек в позитивном смысле, а не воспринимается как символ фрустрации. Результатом неумения матери приспособиться к нуждам ребенка в этой ранней фазе может быть только уничтожение Самости младенца. Что мать делает правильно, а что — нет, на этой стадии младенцем никак не воспринимается. Этот факт вытекает уже из моего тезиса. Осечка матери ощущается не как таковая, а как угроза личному существованию. В этом смысле ранняя стадия построения Я является, следовательно, 'молчаливой' стадией. Первая организация Я возникает из переживания угрозы уничтожения, которая затем все же не заканчивается уничтожением и где всегда возможно восстановление. Эта вера в восстановление, в основе которой лежит подобного рода опыт, ведет к постепенному формированию Я, способности Я справляться с фрустрациями» (там же, 303—304). Я подробно привел эту цитату прежде всего потому, что здесь перечислены все основные кризисы, с которыми мы сталкиваемся в ходе клинического лечения пациента, регрессировавшего на ступень зависимости. Все без исключения неудачи в аналитической ситуации возникают вследствие нашей неспособности отвечать на потребность пациента, а не из-за его сопротивления. Кроме того, если заменить понятие материнской роли, описываемой Винникоттом, понятием «чувствительность аналитика к потребности пациента», мы получаем полезную схему, в соответствии с которой мы можем выстраивать наше поведение при обращении с пациентом. 236