* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ПСИХОАНАЛИЗ. Последователи Фрейда хитрый и благоразумный» или «душевнобольной духовидец». От этого представления, с помощью которого исследуют то, каким образом функции Я человека могут формировать чувство цельности и идентичности из совершенно противоположных позитивных и негативных жизненных переживаний, порождающих кризисы идентичности, слишком часто отмахивались как от «простой патологии». Тот факт, что борьба за синтез (иногда для других совершенно незаметная, иногда проявляющаяся в активных, опасных действиях) предполагает мобилизацию реальных сил личности, оставался практически без внимания, и возникает вопрос, почему историки самым вопиющим образом игнорировали огромную важность этой внутренней борьбы. Эриксон пишет: «...Мы не можем полностью оставить историю историкам и клинически неподготовленным наблюдателям, которые зачастую весьма элегантно занимаются как раз сокрытиями, оправданиями и идеализациями исторического процесса, вместо того чтобы (а это и должно быть их задачей) от них отстраниться» (там же, 21). И далее: «...Биографы, являющиеся ярыми противниками систематической психологической интерпретации, позволяют себе вдоволь психологизировать. И только потому, что они отвергают провозглашенную психологическую точку зрения, считают это психологизирование позицией здравого смысла. И все же в открыто утверждаемой антипсихологии всегда имплицитно содержится психология» (там же, 37). С самого начала психоанализ занимался исследованием прошлого. В первую очередь он являлся историческим методом, и аналитики утверждали, что благодаря прояснению исторического процесса формируется новая современная и даже будущая история. «Будучи системой идей, он творит историю». Но психоанализ с тех пор изменился. Психоаналитики занимаются сегодня с новыми группами людей, которые весьма отличаются от «классических случаев». Эти новые классы пациентов требуют изменения метода и его основ. К этим новым классам пациентов относятся подростки и молодые взрослые, которые оказались в плену смертоносной повседневной необходимости утверждать себя в осмысленном видении будущего или в бессмысленном прошлом. Борьба ведется не только со специфическими импульсами и защитными структурами, сформированными для их преодоления, но и за идеологию, предоставляющую осязаемую возможность трудиться. Эта работа является важнейшей частью взаимно оживляющего напряжения между нуждающимися в помощи молодыми людьми и их социальным окружением. «Идеология» крайне важна. Эриксон пишет: «В нашей книге идеология означает бессознательную тенденцию, лежащую в основе религиозного, научного и политического мышления, — подгонять в определенное время факты к идеям, а идеи к фактам, чтобы создать картину мира, достаточно убедительную для поддержания чувства коллективной и индивидуальной идентичности» (там же, 23). В данной системе координат, используемой для исследования, Эриксон демонстрирует свои способности к тщательному научному анализу и творческому синтезу. Он самостоятельно перевел многие тексты со средневековой латыни и с датского, включая личные заметки Лютера для выступлений, которые предшествовали девяноста пяти тезисам, прибитым к церковным воротам в Виттенберге. Основываясь на известных данных о детстве и юности Лютера, он дает живое и наглядное представление о внутренней борьбе и душевной боли щедро одаренного человека. Эрик-сон также описывает, с какой стойкостью и креативностью вел свою внутреннюю борьбу и терпел муки Лютер, и полагает, что в них отражалась общая проблема идентичности большой части немецкого народа. Мартин Лютер был честолюбивым сыном честолюбивого отца, горнорабочего, все помыслы которого были направлены на то, чтобы преуспеть в развивающемся среднем классе мира торговцев. Он настаивал на том, чтобы молодой Мартин стал 204