* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ПСИХОАНАЛИЗ. Последователи Фрейда на своих детей, особенно на сыновей, ограничивающее влияние. Этому явлению было даже дано название «момизм», от слова «мом», представляющего собой обращение к матери. Матерей упрекали в том, что они чрезмерно властвуют в семьях, узурпировали функции отцов, слишком негативно настроены к чувственности и такое отношение пытаются передать также своим детям. При исследовании вопроса, каким образом возникали определенные паттерны поведения у матерей, Эриксон натолкнулся на их опыт фронтовой жизни — под фронтом здесь понимаются соответствующие границы в период колонизации Североамериканского континента. Эта фронтовая жизнь породила дух, приведший к появлению характерных для американской жизни полярностей. Каждый человек должен был разрешить конфликт противоположных ценностей: что ему делать — вести кочевую жизнь или оседлую? Конкурировать с другими людьми или сотрудничать с ними? Быть набожным и законопослушным или бороться за свои права с оружием в руках? В то время расхожий мужской прототип только складывался; мужчина покорял дикую местность, новую страну и подчинял индейцев. В отношениях между людьми царили насилие и жестокость. И женщины оказались почти перед неразрешимой задачей, поскольку должны были воспитывать сыновей этих мужчин; они должны были донести до них этику — религиозные ценности и привить любовь к домашнему очагу, и вместе с тем они не могли подвергать опасности тогдашний образ мужчины. Матери стали третейскими судьями, авторитетами в вопросах морали и вкуса, поскольку отцы оставили им это поле. Таким образом, «мо-мизм» в известном смысле является следствием ухода от дел отцов, то есть их отказа от лидерства в вопросах воспитания и культуры. ИССЛЕДОВАНИЕ И АНАЛИЗ ВЫДАЮЩИХСЯ ЛИЧНОСТЕЙ Эриксон изучал и анализировал также «Майн кампф» и присущие этой книге качества мифа и легенды. Он отмечал, что миф, будь он древним или современным, не является ложью. Скорее, историческая правда и вымысел перемешаны в нем таким образом, что все выглядит вполне правдоподобно. И зачастую миф вызывает «благочестивое изумление» и пробуждает «пылкое честолюбие». Хотя Эриксон в своей работе учитывал как известные факты из детства и юности Гитлера, так и его явные психопатические симптомы во взрослом возрасте, он, разумеется, прекрасно понимал, что сумятица в голове одного человека не может всколыхнуть всю нацию. Струны, которые задел Гитлер, должны были найти отклик у его слушателей. Эрик-сон говорит о проблеме национальной идентичности и об огромных силах, которые можно активизировать, чтобы осуществить на деле видение, сулящее именно эту национальную идентичность. Роль антисемитизма рассматривается здесь им иначе, чем это обычно принято. Эриксон отмечает, что силы, которые соединились в Гитлере и Германии, имели свое собственное поле, но что эта же взаимосвязь индивидуальных и национальных инстинктивных сил, направленных на достижение чувства общей идентичности, с таким же успехом могла возникнуть и в других частях света. В этом разделе своей книги Эриксон на примере фильма исследует перемены в российском обществе. Речь идет об одном старом советском фильме о юности Максима Горького. Здесь Эриксон исследует качества легенды и вытекающие из них изменения идентичности у большой части русской молодежи. «Я хочу предпринять попытку проанализировать легенду о детстве Максима Горького в ее связи с географическим местоположением и историческим моментом возникновения» 198