* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

Вклад Микаэла Балинта в теорию и метод психоанализа (Манон Хоффмайстер) Однако не только сексуальная гиперстимуляция, но и сексуальная гипостимуля-ция, то есть «намеренная холодность» или «спартанская строгость» родителей становятся причиной страха перед сексуальным возбуждением, поскольку «у этих детей нормальная потребность в нежности, тепле и т.д. уже значительно превышает меру возможного отвода либидо». Следовательно, в обоих случаях ошибка воспитания заключается в «игнорировании специфических детских потребностей» (там же, 167). Если ребенок уже чисто биологически неспособен противостоять этим неправильным формам поведения воспитателей, то к этому, как правило, добавляется еще и психологический момент, который приводит к тому, что Ференци называет «языковой путаницей между взрослыми и ребенком» (Ferenczi 1938, 511). То есть если ребенок реагирует сексуальным возбуждением на действия взрослых и проявляет «это возбуждение в присущей ему сексуальной форме», то «почти без исключения он получает не только энергичный отпор, но и, кроме того, еще и продиктованную моральным возмущением резкую проповедь по поводу своей ужасной испорченности. И можно сказать: обычно эта проповедь является тем более резкой, чем более явными являются признаки сексуального (частично сознательного, частично бессознательного) возбуждения у читающего нотации взрослого. Ситуации, возникающие по этой схеме, описываются... почти в каждом анализе. Таким образом, дети, которые и без того уже обладают недостаточной способностью к отводу, ограничиваются еще более. Они вынуждены скрывать, более того, отрицать свое возбуждение. Совершенно естественно, что в этой ситуации возникает страх перед любым большим сексуальным возбуждением... ребенка непосредственно побуждают втайне заниматься самоудовлетворением. Быть возбужденным другими людьми — равносильно опасности,, а потому такая ситуация катектирована страхом» (Balint1965, 167—168). Как же помочь поистине «подозрительному» пациенту научиться в психоаналитической ситуации «отдаваться любви, наслаждению без страха и 'простодушно', если такого опыта, возможно, у него не было с самого раннего детства? Балинт считает: если пациент при переносе повторяет или отыгрывает свою травматическую ситуацию, аналитик должен «справляться со своим контрпереносом», то есть не отвечать реакцией на действия пациента, чтобы в конечном счете суметь ему показать, «где, когда и какими средствами он защищается от самоотверженной любви или ненависти. Следовательно, в этот период работы, как правило, вначале происходит повторение, а затем воспоминание» (там же, 168). Однако с воспоминанием «почти никогда» не связано изменение в поведении пациента. Аналитик теперь должен «указать на то, что когда-то, возможно, бывшие рациональными формы поведения сегодня уже являются иррациональными; с того времени пациент вырос, сегодня он может вынести намного больше, чем раньше; но и реальная ситуация тоже является другой: тогда ему противостояли могущественные взрослые, которые с его помощью изживали свое бессознательное, сегодня он работает с аналитиком, который не пытается что-либо изживать. Словом: сегодня он может сам определять меру возбуждения, которую может вынести. Самое важное то, что степень возбуждения., которую можно вынести, напряжения, фактически определяется самим пациентом» (там же, 169). Однако для аналитика это означает не просто «пассивное ожидание» и «толкование», речь всегда идет о том, «чтобы подвергнуть пациента, разумеется, с его согласия, определенному напряжению... Если форма и степень этого сознательно вызываемого напряжения, а также момент выбраны правильно», «обычно возникают вспышки сильного аффекта» и, «как правило, появляются ранее недоступные фрагменты воспоминаний... Однако это является лишь частью успеха. Столь же важны реакции, следующие в направлении, которое я называю новым началом», то есть «изменения в поведении, точнее, в либидинозной экономике пациента». Чтобы начать сначала, 163