* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

Вклад Микаэла Балинта в теорию и метод психоанализа (Манон Хоффмайстер) В этот период пациент обычно лишь с большим трудом может закончить сеанс, поскольку это означает, что он должен отказаться от безопасности своих окнофи-лических отношений и вынужден воспринимать ужасные, холодные, пустые пространства между кушеткой и своим ближайшим объектом, например, ручкой двери. Обычно на этой стадии, после того как окнофилический страх несколько стих, кушетка превращается в волнующее пространство, приглашающее пациента предпринять посредством свободных ассоциаций рискованные филобатические путешествия. Однако эти смелые путешествия возможны лишь потому, что всегда имеется в распоряжении безопасное место, репрезентируемое кушеткой, к которой можно прижаться, в противном случае такое путешествие оказалось бы слишком волнующим или пугающим. Затем постепенно возникает более спокойная атмосфера, в которой кушетка, так сказать, надежно держит пациента. Цепляние... уже становится излишним; пациент доверяется кушетке всем своим весом в твердой уверенности, что она предназначена для него и достаточно крепка, чтобы его выдержать. В этот период пациент, как правило, позволяет себе более расслабленные позы, переворачивается набок, крутится, требует и использует покрывало и т.д. Хотя окончание сеанса по-прежнему сопровождается неудовольствием, в этот период оно может достаточно легко переноситься пациентом, который уверен, что кушетка и аналитик опять будут в его распоряжении на следующем сеансе. И только на последних стадиях лечения переход между этими состояниями становится простым и безболезненным, хотя он по-прежнему сопровождается аффектами. Пациент может закрыть глаза и погрузиться в защитную, бесструктурную темноту или открыть глаза и обнаружить вокруг себя дружественные пространства. Он может довериться кушетке всем своим весом, а в конце сеанса опять, так сказать, взвалить свой вес на собственные плечи и унести его с собой — без большой радости, но и без особой злобы» (там же, 78). Для «ребенка в пациенте» эти фазы регрессии, в которых еще раз переживается полный отчаяния страх оказаться покинутым ненадежным объектом, являются крайне болезненным временем. Но и для аналитика это тоже тяжелый период, «он постоянно подвержен опасности вовлечься в эмоционально-субъективные связи» (Balint 1968, 30). Но если аналитик «вместо этого процесса открытия заново дружественных пространств, в котором он выступает в качестве стороннего наблюдателя», под влиянием отчаяния своего пациента берет на себя роль матери, то есть предлагает себя в качестве окнофилического объекта, то «становится сомнительным, сумеет ли пациент отказаться от своих тенденций к цеплянию, стоять на собственных ногах и смотреть собственными глазами» (Balint 1959, 86). Что же может сделать аналитик в это трудное время, чтобы помочь своему пациенту? Балинт считает, что аналитик должен «дать почувствовать свою готовность взять на себя роль первичного объекта, основная функция которого заключается в том, чтобы помогать пациенту и быть с ним рядом» (Balint 1968, 209). Только при этом условии пациент может вновь обрести свободу, «'начать сначала', то есть развить новые формы объектных отношений и заменить ими те, от которых он отказался» (там же, 202), он может научиться любить. Такое обучение любви в основанной на взаимности первичной объектной любви в рамках психоаналитической ситуации открывает ему новый путь, путь активной объектной любви. Это не многообещающие гипотезы — речь здесь идет о клинических наблюдениях, которые поддаются объяснению. «Внешний мир для окнофила и филобата является одинаковым. Различается только их внутренний мир» (Balint 1959, 43). И если аналитику и пациенту «удается» «изменить» этот внутренний мир таким образом, 155