* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

Принуждение в неврозе и в обществе (Петер Куттер) ватывающие как психологическую, так и социологическую сферы компоненты психосоциального защитного механизма и друг от друга зависят. Зависимость столь велика, что рабочий или служащий бессознательно воспринимает своего начальника прямо-таки как «идеальный объект» (Loch 1965, 175) или как часть себя (Jacobson 1967); такие отношения 8 особенно характерны для так называемых натур со «слабым Я». Эти внутрипсихические отношения, по-видимому, чаще встречаются у представителей низших слоев, поскольку неблагоприятные экономические условия социализации, например, у африканцев (Parin, Morgenthaler 1956), наносят больший ущерб развитию их Я, чем имеющим «более сильное Я» представителям средних слоев, для которых характерны особая «верность и чувство долга» по отношению к своему обществу и чьи требования им тем проще выполнять. Мы познакомились с двумя важнейшими средами социализации — семьей и школой, где принуждение общества проявляется наиболее сильно, поскольку именно здесь растущий и развивающийся субъект наиболее подвержен внешним влияниям. Влияние остальных институтов принуждения, таких, например, как тюрьма, зависит от того, насколько индивид психически способен противостоять принуждения мерам. Если речь идет о «деформированном» в ранний период социализации, подвергавшемся сильному экономическому принуждению человеке «со слабым Я», как во втором нашем примере, то он не может противостоять внешнему давлению и рано или поздно ему подчиняется, а требуемые запреты встраивает в структуру своего характера. Первый наш пациент, принадлежавший к средним социальным слоям, напротив, как помнит читатель, вопреки в принципе аналогичной травматизации в эдиповой и анально-садистской фазе развития, вследствие более благоприятных экономических условий (собственного дела родителей) оказался по своему характеру более способным утвердить себя и использовать свои симптомы в определенном смысле как оружие против собственного окружения. Наверное, он легче и без подобной крайней деформации характера перенес бы и одиночное заключение, чем ущемленный пациент из низших слоев. Его наказание, которое к тому же было использовано как средство политического запугивания (начало второй мировой войны), оказалось несоразмерно строгим в сравнении с его относительно юным возрастом (пятнадцать лет) и создало особенно неблагоприятное соотношение между внешним воздействием и защитными возможностями Я, без чего нельзя было бы до конца объяснить полный развал. Психиатрическая клиника, переживающая ныне переломный момент и становящаяся более открытой для внешнего мира в связи с упразднением старых иерархических структур и интеграцией в общую систему здравоохранения, в принципе также представляет собой институт, в котором используется принуждение; это обстоятельство является тем более трагичным, если учесть, что нарушения, из-за которых пациенты попадают в больницу (психозы, попытки самоубийства), нередко соответствуют протесту как раз против невыносимого принуждения в семье или на работе. Прежде «психиатрические лечебницы» помимо прочего создавались для того, чтобы «освободить семью, которая должна быть мобилизована для работы, от надзора и ухода за психически ненормальным ее членом» (Dorner 1969). В таких институтах всегда имелся наготове целый ряд механических средств принуждения, из которых назовем здесь лишь некоторые: изоляционная камера, голодная диета, рвотные средства и смирительная рубашка. В наше время на смену грубым средневековым способам принуждения пришли более утонченные, нечто вроде «химической смирительной рубашки», когда беспокойного больного «успокаивают» сильнодействующими медикаментами, парализуя его инициативу, активность и мышление. «Диалектика принуждения» (там же, 88) состоит в том, что уже в процессе воспитания внешнее принуждение посредством «интернализации» 677