* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

Значение сказки для. психоанализа (Ульрих Груммес) имеет еще и "бессознательный" аспект, который никогда нельзя определить с абсолютной точностью.. Также и религии пользуются для того, что превосходит человеческое разумение, языком символов». Однако религия и ее образы, то есть символы, представляют собой, согласно Юнгу, сферу тех «факторов», которые человек «воспринимал в своем мире как достаточно могущественные, опасные или готовые прийти на помощь, чтобы уделять им особое внимание» (Jung 1968, 20; 1971, 14). Такие факторы символизирует также и сказка. Эта основная идея иллюстрирует другую сторону психоаналитического интереса к сказке: сказка, как здесь утверждается, является исполненным значения символическим целым, объективным отображением человека в его бытие. ПОЗИЦИЯ ЮНГА Юнг принимает основополагающий для его аналитической и терапевтической работы «факт», «что бессознательное порой способно проявлять разумность и целенаправленность, превосходящие сознательное понимание в данный момент». Эту целенаправленность обнаруживают сновидения, которые являются не «просто фантазиями», а «самоотображениями бессознательного развития». То есть душа человека представляет собой автономное существо: «В каждом отдельном человеке наряду с личными воспоминаниями существуют великие "древние" образы., то есть унаследованные возможности человеческого воображения, каким оно было издревле. Факт такого наследия объясняет тот поразительный феномен, что определенные материалы мифов и мотивы повторяются в идентичных формах по всему свету» (Jung 1971, 51; 1966, 74). Как уже говорилось, Юнг называет эти образы коллективным бессознательным или «архетипами» (см. также статью К. Т. Фрея-Верлина в т. IV). Жизненная сила человека, которую Юнг называет либидо, проявляется не только в личных и инфантильных образах. Она сохраняется и с возрастом удерживается прежде всего в тех архетипах. Поэтому Юнг снова и снова исследовал «символы и метаморфозы либидо», как звучало название первого издания уже упомянутой книги. Мы не имеем возможности изложить здесь юнгианскую психологию бессознательного достаточно подробно. Практическую цель своих усилий — индивидуа-цию — Юнг видел в том, чтобы научить человека «депотенцировать» автономию коллективных, господствующих образов, не подчиняя их при этом себе. В отличие от Фрейда, он понимал такую «замену» бессознательного сознательным как компенсацию, то есть как сбалансирование или «саморегуляцию» либидо (Jung 1967, 485). Односторонние искажения жизни нарушают это равновесие. Они могут быть в той или иной мере невротическими, поскольку переоцениваются возможности бытия и тем самым недооцениваются или вовсе игнорируются другие требования. Это, однако, означает, что человек, несмотря на влияния его жизни, подпадает под власть надличностной силы в форме коллективного образа. В этом, собственно, и состоит основной конфликт, который необходимо преодолеть. Поэтому, как полагает Юнг, все терапевтические усилия должны быть направлены на ослабление этой зависимости — цель, которую можно лишь постепенно осознать, но никогда нельзя достичь полностью. Подход Юнга оказался чрезвычайно плодотворным для психоаналитического исследования сказок с точки зрения конфликтов становления человека. «Стародавние времена» и «жили-были» не являются ни личным, ни коллективным прошлым, которое можно локализовать во времени и пространстве. Скорее они отражают вечные проблемы человеческого бытия на всех стадиях от рождения до 577