* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

О процессе символообразования (Петер Орбан) воображается различимый объект или четко разграничимый процесс — оно означает всего лишь возможную на этой ступени активизацию конгломерата тех более или менее безотносительно расположенных друг подле друга форм интеракции, которые сохранили катексис вследствие пережитого ранее удовольствия. В интеракции между матерью и ребенком образуются, так сказать, интеракциональные формы, которые конституируют ребенка в качестве индивида, то есть действующего и представляющего существа (ср.: Lorenzer 1973b, 26). Мы можем понять этот процесс также как предшествующую форму реализации диалектической фигуры, которую Гегель обозначил как движение духа: «Однако... дух раскрылся перед нами как нечто само-себя-с-самим собой опосредствующее. Он есть лишь сохранение того, чем непосредственно является, возвращение к себе; или в нем можно увидеть движение: как сущее становится для него всеобщим или как он превращает то, что предстает, в то, что есть. Как созерцающий в целом, что для него есть бытие, он непосредственен; но, возвращаясь к себе из этой непосредственности, он существует для себя» (Hegel 1969, 179). Если понимать «дух» не как движение, которое «устанавливается само собой», но как движение, которое устанавливают, мы можем утверждать: индивид и есть прежде всего движение, которым становится для него сущее; он есть то, каким образом представлена для него вещь (ситуация). Поскольку в нем поддерживается (устраняется) интеракция, он и есть форма интеракции. То, что связь между интеракцией и формой интеракции является основополагающей по крайней мере для временных параметров, было показано еще в 1936 году Шалаи: на его взгляд, психическую организацию можно вывести из события: «Это возможно только тогда, когда событие самого себя организует, когда событие переходит в организацию. То есть организация представлена, по сути, в знаке прошлого; прошедшее событие откладывается в организации. Событие и организация проявляются тем самым не как сущностно чуждые друг другу аггре-диенты, но в своей категориальной ценности, как два временных параметра психического» (Szalai 1936, 26). Содержащийся в этом высказывании содержательный момент был подхвачен Лоренцером в следующем положении: «Детское развитие с самого начала протекает как практическое обучение в интеракциональных формах; оно протекает в форме диалектического процесса, один полюс которого — это внутренняя природа (ребенка), тогда как другой его полюс представляет собой активное взаимодействие с внешней природой» (Lorenzer 1973а, 102). Подведем здесь предварительные итоги: в процессе первичной социализации телесные потребности ребенка и материнская забота соприкасаются друг с другом еще задолго до появления речи. Детское влечение «вдевается как нитка в иголку» (Лоренцер) в общественно определенные формы выражения матери. Способ, которым это происходит, мы вслед за Лоренцером называем интеракциональной формой; более того, поскольку каждый раз он по-разному опосредуется в форме и опосредуется в разных формах, мы говорим об определенной форме интеракции. При этом для ребенка речь идет пока не о содержательно определенных фигурах, но скорее о структурах отношений, то есть об объектных отношениях между матерью и ребенком. Главное здесь заключается в том, что индивид и форма интеракции на данной стадии не могут пониматься как нечто различное — форма интеракции создает индивидуальность. Индивидуация есть совокупность общественно продуцируемых интеракциональных форм. 551