* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

Психоаналитическая концепция мазохизма (Жан-Марк Алби и Франсис Паше) Следовательно, сегодня мы сталкиваемся с той социальной реальностью, в которой психология изменила образ нашей жизни и которая дает новый толчок развитию психоаналитической мысли. За исключением ранних механизмов развития, в понимание которых был внесен значительный вклад со времен Фрейда, «психоанализ мог сказать лишь немногое по поводу того, каким образом, исходя из социальной организации, осуществляется или нарушается синтез Я» (Erikson 1950). Эриксон, не ставя под сомнение роль «сексуальной этиологии в рамках психических нарушений», полагает, что изучение идентичности становится такой же важной проблемой, какой была сексуальность в эпоху Фрейда. Изменяющаяся социальная реальность вместе с «душевной реальностью», которая не ограничивается одной только «реальностью желаний», но включает также и «реальность тела как местонахождения потребностей» (Green 1971), модифицирует интроецированное значение матери для ребенка. Так, например, изменяется значение образа фаллической женщины. Вскармливание практически уже не является вопросом жизни и смерти. Это изменяет отношение к телу матери. Инт-роецированное значение материнского тела, безусловно, необходимо для достижения идентичности. Оно проявляется на более поздней стадии сексуального развития, когда, например, происходит переход «от матери к возлюбленной» (Braunschweig, Fain 1971). Здесь, на мой взгляд, можно увидеть изменение идентификаций, а в некоторых случаях их искажение. Эта фаза развития осложняется еще и тем, что отец все чаще берет на себя функции материнской заботы. Сможет ли отрочество — второй шанс — помочь разрешению этого конфликта, когда групповой идеал нацелен на уравнивание ролей? Поэтому мы задаемся вопросом: будет ли мазохизм и в дальнейшем играть существенную роль в построении идентичности? Де Мюзан отмечает в связи с одним случаем мазохистской перверсии: «Когда не может произойти полноценного отделения Я от других, дальнейшее сдерживание деструктивности становится функциональной необходимостью [чтобы не разрушить любимый объект. — Ж.-М. А, Ф. П.]... В силу своего стихийного и бурного характера каждый натиск влечения угрожает идентичности мазохиста и регрессивным образом мобилизует его деструктивные тенденции. в смысле новых усилий по ограничению Я. Поскольку деструктивная тенденция, раскалывающая изначальное единство, в котором субъект и объект почти или вовсе неразличимы, является не изолированным первичным влечением, а смешением либидо со стремлением к сепарации, которое служит отграничению каждого и тем самым вносит свой вклад в индивидуацию» (De M'Uzan 1972, 41; о роли агрессивного влечения в сепарации см. также в статье П. Цизе). Итак, что связывает мазохизм с идентичностью? Если рассмотреть педагогический оптимизм «Политического» у Мендела (Mendel 1968) и решение, которое он предлагает в ситуации «кризиса авторитета» и к которому пришел также Ми-черлих (Mitscherlich 1969), исследовавший «безотцовское общество», наша постановка вопроса несомненно затронет эдипов комплекс. Устанавливая различие полов и поколений, человек возводит фундамент своей идентичности, то есть составной части эдипова комплекса (см. статьи А. Холдера и Г. Штольце). Акцептированная отныне идентичность, даже если она располагается в «поле иллюзии» (ложное Я по Винникотту) и представляет с собой заблуждение, разделяемое также и другими (Alby 1972), все же институционализирует прочную структуру Я. Тем не менее мы присоединяемся к фрейдовскому пессимизму, полагая, что без первичного мазохизма и эдипова комплекса симулированная идентичность превратилась бы в смертоносный фетиш, предназначенный для того, чтобы утаить от Я его крах, а именно воспрепятствовать отношениям с другими. Эта ложная идентичность возникает из постоянных тщетных попыток (навязчивого повторения) избежать смешения с идеалом толпы, одиночества в перверсии или растворения в безымянных отражениях нарциссических зеркал. 495