* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

Развитие фрейдовского понятия Я (Геммма Яппе) «Теперь индивид для нас есть психическое Оно, непознанное и бессознательное, на поверхности которого покоится Я, развившееся из системы В как ядра. Я не отделено строго от Оно и внизу с ним сливается» (ХШ, 251). Создается впечатление, что Оно заняло место субъекта. Оно образует ядро нашей личности ^VII, 128), воспринимает исходящие от тела инстинктивные потребности (ХУ, 80), с необычайной остротой ощущает напряжения, вызванные потребностями, а также их изменения и стремится отвести энергию влечений и их удовлетворить. Но прежде всего Оно определяется как огромный резервуар для либидо, и тем самым теория нарциссизма претерпевает коренное изменение. Все либидинозные катексисы исходят отныне из Оно. Первично они направлены на объекты и только вторично, при вынужденном отступлении либидо, — на Я. Тем самым Я выступает по отношению к Оно в качестве объекта, точнее сказать, замещающего объекта (вторичный нарциссизм). Полярность Я и объекта превратилась в результате в напряженные отношения между Я, Оно и внешним миром. Если Я выступает в них до сих пор чуть ли не исполнительным органом Оно, то монополия на эту функцию обеспечивает ему господствующее положение в таких отношениях. Это проявляется уже в самом названии: «Оно» должно выражать «основное свойство этой душевной провинции, ее чуждость Я» (ХV, 79). Без собственного доступа к внешнему миру и сознанию Оно можно описать лишь негативно, со стороны Я, в качестве его антипода. Только Я является инстанцией, которая владеет доступом к подвижности и тем самым контролирует поведение, отстаивает требования реальности, обеспечивает дальнейшее существование индивида и не в последнюю очередь является местом страха и центром защиты (ср.: A. Freud 1936). Стараясь привлечь к себе направленную на объекты инстинктивную энергию Оно, Я словно лишает ее сексуального характера и вместе с тем несвязанности, либидо десексуализируется (ХШ, 258) и устремляется на новые цели. То есть можно с равным правом сказать, что Я является исполнительным органом Оно, и наоборот, что Я властвует над Оно; Фрейд использовал для этого образ «коня и всадника» (ХШ, 253) или конституционной монархии. При этом следует иметь в виду, что такие отношения подчинения или господства вытекают из рассмотрения конфликтной ситуации; там, где ее нет, или там, где она не является острой, ощутимой разницы между Я и Оно не существует. Я как центр восприятия и управления на границе между Оно и внешним миром является, по сути, психическим репрезентантом тела (и обладает здесь известной независимостью от Оно — мысль, которую Хайнц Гартманн развивает до эксплицитной гипотезы о первичной автономии Я), которое может восприниматься как принадлежность и личности, и внешнего мира. «Собственное тело и прежде всего его поверхность является местом, из которого могут исходить одновременно внешние и внутренние восприятия. Оно воспринимается как другой объект, но оно дает органам чувств ощущения двоякого рода (курсив Г. Я.), одни из которых могут быть приравнены внутреннему восприятию. Также и боль при этом, похоже, играет определенную роль, а то, каким образом при сопровождающихся болью заболеваниях человек получает знание о своих органах, является, пожалуй, прототипом того, как вообще возникает представление о собственном теле» (ХШ, 253). В другом месте (Х^, 204; ср. также: Freud 1914a) Фрейд говорит о боли, что она приводит к нарциссическому катексису причиняющей боль части тела, то есть ведет от объекта к собственному телу. Если учесть важную роль, которую во «влечениях и судьбах влечения» тела играл внешний мир в виде неудовольствия и боли в формировании реального Я и разделении первичного единства субъекта, то тогда становится ясным, что эта новая теория делает акцент уже не на единстве и взаи- 451