* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

Значение сексуальности в трудах Зигмунда Фрейда (Бернд Ницшке) Эта отправная точка не потеряла своего значения и для отстаиваемой Фрейдом концепции сексуальности. Хотя работы Фрейда по проблеме сексуальности не отличаются столь сильно «болезненной стилистикой», которую Уэттли и Лейббранд (Wettley, Leibbrand 1959) считают типичной для научного рассмотрения сексуальности в Х1Х веке, все же можно увидеть, что фрейдовские взгляды на сексуальную жизнь «культурного человека» уходят корнями в анализ невротических заболеваний. Фрейд характеризует сексуальность «культурного человека» как ограниченную и подавленную форму выражения изначально более живой и непосредственной инстинктивной жизни, которую он приписывает гипотетическому «первобытному» или «древнему» человеку. Культурное преобразование гипотетической первобытной инстинктивной конституции человека — если интерпретировать Фрейда широко — несет, следовательно, черты ограничения, упадка, а то и болезни. Невротик и человек, страдающий перверсией, должны рассматриваться в этой связи лишь как крайние проявления культурно обусловленного подавления влечений, которое в смягченной форме теоретически должно иметь место и у психически здорового человека (ср. например: Freud 1910b; 1912a). Наряду с указанным положением вещей, из-за которого сексуальность как предмет научного исследования, прежде всего психиатрии, выступает в XIX веке под знаком ее патологии, важно и то, что в XIX веке сексуальность человека вообще сумела стать предметом научного рассмотрения. Очевидно, что проблема сексуальности в привычном для нас смысле вообще могла быть разработана лишь в индустриальном обществе на основе предшествующего процесса преобразования социальных межчеловеческих отношений, сопровождавшего формирование буржуазного общества (Van Ussel, 1970). Когда инстинктивная жизнь стала проблемой, разрешить которую можно было только с помощью научного анализа, это и послужило предпосылкой появления совершенно нового взгляда на «сексуальность», еще неведомого добуржуазному обществу. Если рассматривать сексуальность с научных позиций, то в ней изначально заложено едва ли разрешимое противоречие. В донаучной перспективе сексуальность человека представляет собой область, которая относится не столько к разуму или рациональному осмыслению, сколько к страстям, религиозному культу и, наконец, даже к «демоническому» в человеческой природе. Попытка «проанализировать» и научно объяснить инстинктивную жизнь человека предполагает, что эта область фактически доступна научному пониманию. Это предполагал и Фрейд, хотя при более тщательном анализе проблемы влечений он был вынужден прибегнуть к древним, донаучным, не соответствующим аналитическому осмыслению понятиям, связав, например, в своих поздних работах сексуальные влечения с платоновским понятием эроса (Freud 1920). Рассуждая в рамках историко-материалистического подхода, Дёрнер полагает даже, «что «наука о сексуальности» сама в себе несет противоречие; ибо в ней острее, чем где бы то ни было, становится ясно, что предмет (сексуальность), если мы хотим правильно с ним обойтись, неизбежно подрывает методические усилия, связанные с ним, а следовательно, и «науку» в общепринятом смысле» (Dorner 1970, 129). Возможно, в самом предмете «сексуальности» заложено то, что чем больше старался Фрейд что-то здесь прояснить, пытаясь в естественнонаучном смысле перенести на проблему сексуальности механистические и энергетические мыслительные модели своего времени, тем больше ему приходилось от них отказываться или в значительной степени модифицировать и дополнять. Расширение им понятия сексуальности до понятия «психосексуальности» и, наконец, переход к понятию эроса являются, пожалуй, неизбежным результатом глубинной интерпретации сексуальности, лежащей в основе традиционного ее 369